Николай Егоров - А началось с ничего...

— Да вон, является итэеровец.

Итэеровец чинно вышагивал по середине главного пролета. Руки назад, походочка с пятки на носок. Подшитые валенки как два пресс-папье перекатываются, промокая лужицы от утренней поливки. Шел, шел — встал, любезничает с крановщицей мимикой.

Киреев прижал уши и закусил удила — сейчас понесет. Сюткин два пальца в рот, свистнул — паровоз отсвистнулся, грозит кулачищем.

Повлияло, мчится второй подручный — полы порхают. Сунул в карманы голые руки, вынул в рукавицах. Зацепил мимоходом длинный крючок с инструментального щита — и уж готов к труду и обороне.

«Что-то вроде фигура знакомая», — вглядывается Сергей. Вглядывался, вглядывался — Вовка Шрамм.

Конечно, Вовка. На брезентовой куртке ни единой пуговицы, на вороте армейской гимнастерки — тоже. В женском берете набекрень.

— Скучаем, лебеди?

— У тебя, лебедь, наверное, премия лишняя?

— Через почему, Матвей Павлович?

— Через задержки твои.

— Так это в интересах производства. У нас как? Вовремя к работе приступил — когда раскачаешься? К концу месяца. Милое дело — опоздал. Сразу винтовку на изготовку, — Вовка взял крючок наперевес, — и на штурм. Давай-давай! Шевели — поехали. И потом бригада не в комплекте, тарщ начальник.

— Уже в комплекте. — Киреев важно, будто он вправду вылепил человека из глины, показал на Сергея.

— Е мое… Сережка? Ты зачем здесь.

— Работать.

— А я смотрю: что за свой брат авиатор? Матвей Павлович, у вас листочка бумаги чистого не найдется.

— Для чего?.

— Заявление на отгул напишу.

— Отгул за прогул? Не найдется.

Сюткин повернулся к Сергею:

— Где работал до нас?

— Я? Нигде.

— Тогда слушай инструктаж. — Бригадир показал Сергею, чтобы тот шел за ним. Вовка тоже поплелся следом. — Работешка наша не ювелирная, конечно. Всего инструменту клещи да рукавицы. Твоя задача: подать поковку на пресс. Будешь обслуживать этот вот агрегат. Вилкой называется.

Они остановились у нехитрого приспособления: от штампа к прессу рельс вверху проложен, на рельсе колесики, цепочка висит.

«Ну и агрегат. Ухват на цепи».

— Механизация с автоматизацией, — пнул Вовка вилку. — Кнопку нажал — спина мокрая.

Сюткин отстранил Шрамма, дескать, не суйся, куда не просят, впрягся в вилку, потаскал ее туда-сюда.

— Понял? Сегодня шлепаем рейку экскаватора. «Жар-птица», по-нашему, называется. Продержишься смену?

— Он на хвосте ероплана летал, продержался, — опять встрял Вовка.

Бригадир хмыкнул:

— Тогда шевели-поехали. Юля! Крутани!

Сюткин свистнул. Девчонка крутанула какой-то вентиль, в печи пыхнуло и загудело, подручные, как орудийный расчет на огневой позиции, разбежались по своим номерам: первый, второй, третий. И застыли.

Вовка, прикрыв рукавицей лицо, выудил крючком белый кругляш из печки, катнул его по желобу. Заныла, загрохотала жесть, розовой чешуей окалина отваливается, искры разлетаются, болванка подскакивает, разогналась.

«Бегите, ноги переломает!» — хотел крикнуть Сергей, но бригадир с первым подручным цап ее клещами, только склацали — и на штамп.

— Яша, подмажь, тяж его в маш!

Яша мазутной тряпкой на проволоке шаркнул по бойку, Сюткин давнул рычаг.

— Ух-х!

Что фугаска взорвалась. Сергей голову в плечи — и за станину.

— Хоп-п, хоп-п, х-хох, — тискает штамп железо, как дородная стряпуха тесто.

— Э-ээ-эй! Шевели-поехали-и!

«Меня зовут».

Сергей вилку за поручни — и к штампу. Вот она: «жар-птица». Лучится — глаза слепит. За что там ее цеплять? Жарища — со звездочки на пилотке эмаль отскочила. Заворотил нос на сторону, тычет наугад. Пока щупался — на штампе новая заготовка. Так и обдало огнем. Паленым запахло. Бросил вилку, отбежал подальше, обмахивается рукавицей. Сюткин с Яшей посмеиваются: дескать, твердоватое жаркое, да?

«Врете, поддену», — закусил удила Сергей.

Ругнулся шепотом. Шепотом, а помогло. Поддел. Теперь вези, не тормози. Как бы не так — вези, если новые пимы еле пола касаются. Деталь рабочего перетянула. Ну, не смех ли? Смеются. Сюткин советует:

— Надувайся!

— Как в духовом оркестре! — уточняет Яша.

И:

— Го-го-го! — вдогонку.

— Х-ха… Хм. К-ха, — сдерживается штамп, чтобы тоже не расхохотаться. По выгнутой спине окалина барабанит. «Жар-птица» чуть держится на кончике вилки. Да, твердоватое жаркое.

Сергея заносило то вправо, то влево, руки сгибались в локтях, когда он из последних напружинивал их, плечи поднимались выше головы.

— Нет, не работать мне здесь: жидковат, — вслух сказал он сам себе и встал на полдороге.

— Книзу, книзу дави, топчешься ты, что кот на пепле.

Прессовщик рысью подбежал к Сергею, резко давнул поручни книзу. Поковка сползла к цепочке, стало терпимо.

— Архимеда не забывай. Наша работа — тоже произведение силы на плечо.

Сергей, плохо соображая, о чьем плече толкует ему прессовщик, вытер о свое едучий пот с подбородка, не продохнет никак.

— Переберись за самые кончики держака, поймался ты за середину. Не бойся, не выскользнут.

Перебрался — совсем легко.

— Так. Теперь давай.

— Сам давай, я щекотки боюсь, — отшутился приободренный Сергей.

— Обтерпишься. Все мы ее поначалу боялись. Давай вези, не тормози.

Интересная штука работа. Великую ли хитрость показали ему, а пошло дело. Мало-помалу приноровился, бегом забегал. Разгонится, резко дернет на себя вилку — и «жар-птица» в гнезде.

— Ат-та, — похваливал прессовщик и нажимал педаль.

Пресс, довольный новичком, мурлыкал шестеренками, шмякалась на поддон тушка, а крылья, венчики и хвост летели в коробку для обрези. А штамп ахал и ахал. Девчонка-нагревальщица поддала огоньку. Одна за одной катились болванки. Вовка то и дело макал в корыто с водой крючок, Яша вылизывал тряпкой на проволоке мазут из ведра, Сюткин согрелся, скинул куртку, вертится волчком, «шевели-поехали» кричать некогда.

— Ах! Ах-ах.

Сергей заметил, что штамп с каждой деталью делает все меньше и меньше ударов.

«На прочность испытывают, заполошные. Попить бы…»

— Пере-кур-р!

Бригадир первым кинул в воду клещи. Клещи пискнули, взметнулось облачко пара.

Снимали рукавицы, вытирались кто чем, сворачивали цигарки, шли на улицу. Сергей — к будочке с газировкой. Сейчас он ее ведро выпьет. Нацедил стакан, хлебнул и задохнулся.

— Крепка-а. Не сравнишь с покупной.

Газировка шипела во рту, щекотала нёбо, взбадривала.

— Крепка. Хоть закусывай-к, — икнул Сергей и выплеснул недопитое.

Семитонновские отдыхали в прицеховом скверике. Разлеглись по-цыгански кружком — голова к голове, ноги веером, — чадят самокрутками. Они здорово были похожи на колесо, которое вот только-только крутилось так, что сперва со спиц сорвало обод, а потом и само улетело в этот скверик и спокойно валялось теперь на молодой траве. В колесе не доставало одной спицы, и Сергей воткнулся на свободное место: сперва сунулся на коленки, а потом на локти.