Петр Павленко - Собрание сочинений. Том 1

Небо быстро падало синим туманом ранней осенней ночи. Шел запах сырости и покоя, от которого клонило ко сну.

Тан жал протянутые руки.

— Уважение сунгарийским бунтовщикам, — говорил он, разглядывая, узнавая и приветствуя окружавших его. — Почтение диктатору Монголии. Привет волкам тайги, уважение и привет корейским братьям.

В кумирне они уселись на продранные цыновки. Сторож внес чай.

— Есть новости, которые следует услышать изо рта в уши. Вот потому мы и приехали, — сказал Тан.

— Ваш путь благополучен был? — медленно спросил Тана похожий на финна коренастый Сяо Дань-вай.

— Да, мы ехали хорошо. Всем нам необходимо быть осторожными накануне больших событий, — сказал Тан, отпивая чай из крохотной чашечки с таким видом, будто еще и не произносил ни слова.

— Сегодня обмен мыслей коснется Японии, — сказал Тан. — Мы получили известия, что японцы решили начать войну с Советами. Это печальное событие произойдет, по-видимому, весьма скоро. В связи с японскими намерениями находится и наше дело.

Тан обернулся и попросил у сторожа еще чашечку чая, чтобы запить усталость.

— Какой видим мы вашу работу из Мукдена? Я говорю на память, простите возможные маленькие ошибки. Что мы видим? Единый фронт еще слаб. Низы запутаны. Это большое зло. Главари партизан еще блокируются с офицерами и помещиками. Низы должны знать, в чем политика партизан. Партизаны оторваны от наших комитетов. Это зло. Отряды все еще мелкие, техника войны слабая. У нас много отрядов, а создавать новую жизнь им негде.

— Мы слабы, потому что нас очень много, — сказал цицикарский военрук.

— Каждый бьется там, где ему выгодно. Отсюда выгнали — идем туда. Там прогнали — ищем место третье. Своей земли нет.

— Наши главари не хотят объединяться, — сказал сторож кумирни. Он был сам главарем крупного отряда, пока не потерял ногу. — Они говорят: тогда заставят служить, как солдат, и власти у нас не будет, и заставят воевать по приказу, но — будьте великодушны — мы по приказу не умеем, — говорят они.

— Мне известны все эти случаи, — сказал Тан, — но будем смотреть вперед. Японцы помогают этому мнению главарей, потому что они любят слабых.

— У нас в Корее, — сказал делегат из Дзиндао, красивый, щеголеватый человек в роговых очках, — мы усиленно развиваем отряды «Поджигателей полей». Они бросают свои деревни и уходят в горы, сжигая поля помещиков. В горах они скрываются, не платя налогов, а в месяцы уборки урожая возвращаются с гор и жгут урожай.

— В такой работе есть план. Но вот последняя новость, которую я, собственно, и хотел вам передать прежде всего и притом лично… Скоро появится отряд «Общество любителей храбрости». Передайте всем нашим друзьям — это наш отряд… Ваши имена и клички известны начальнику «Общества любителей храбрости».

Люди зашевелились на цыновках, но никто ничего не сказал.

— Я прочту вам отрывок из воззвания партии и правительства Советского Китая. Вы поймете, с чем я приехал к вам.

Он стал читать, волнуясь:

«Все сыны и дочери великого народа, не желающие быть колониальными рабами; все командиры и солдаты, имеющие национальное самосознание, все партии, группы и организации, желающие участвовать в священной национально-освободительной народной борьбе; вся честная молодежь из членов Гоминдана и синерубашечников; все китайские эмигранты, желающие спасти свою родину, — он поднимал голос, словно скликал народы сюда, в кумирню, — все братья из угнетенных нацменьшинств, монголы, мусульмане, корейцы, тибетцы, мяо, но, мань, ли, фан и другие — все, как один, поднимайтесь на борьбу. Все, как один».

Тан протянул руки вперед.

— Отныне мы создаем единую революционную армию. Кто против всех и неизвестно за кого — тот против нас. Маньчжурская Красная армия начинает свое славное существование. Имя командира — товарищ Чэн. Вот он.

В ту минуту, как названо было имя, сильный, медленный голос громко и весело произнес:

— Начальник Тан, мы создадим хорошую армию.

Многие встали и оглянулись, — голос принадлежал молодому спутнику Тана.

Чэн, сын и внук портового рабочего, родился в Кантоне. В дни Кантонской коммуны ему было девятнадцать лет и он штурмовал гоминдановский штаб с рогаткой в руке.

— Он может попасть камнем в летящую пулю, — говорили о нем.

И правда, он пробил не один офицерский глаз.

После разгрома коммуны Чэн бежал в глушь Гуандуня и скоро вступил в отряд Чжу Дэ, теперь главкома.

Под командой Чжу Дэ он дрался рядовым, взводным командиром и, наконец, политруком, после чего был послан агитатором в незанятые уезды — вовлекать в Красную армию молодежь. Он научился немного петь, плясать, показывать фокусы и уже достаточно разбирался в вопросах политики на селе. Он бродил из деревни в деревню под видом фокусника и напевал песню аграрной революции:

Через месяц, когда он привел с собой двести добровольцев, его отправили в школу комсостава с учителями-иностранцами. Школа шла в обозе, слушатели ухаживали за мулами, лекции читались на стоянках. На дневках устраивали тактические занятия, и сражения армии прорабатывались у карты и затем в поле в присутствии старшего командования.

Командуя ротой под Чанша, Чэн ранен был в руку и отправился в полевой госпиталь с американским врачом, не знавшим ни слова по-китайски. Пришлось учиться его языку.

Когда Чэн вернулся в полк, там уже выходила большая стенная газета. В отделе «Личных вопросов» Чэн написал самое большое желание своего сегодняшнего дня — он хотел бы жениться.

В продолжение месяца его имя упоминали во всех смешных положениях, вышучивали на все лады в столовках и приглашали на диспуты по бытовым вопросам, прося высказаться подробнее. Однажды он выступил, и речь его была коротка.

— Я хотел бы жениться. Я это повторяю. Но я так занят, что у меня нет знакомых женщин. Я не вижу в этом ничего дурного.

Это выступление отчасти повлияло на то, что ему не дали полка, как было уже предположено.

После диспута к нему подошла девушка из Поарма и спросила, как именно он предполагал бы жениться.

— Я думаю, это зависит от любви, — ответил он и получил приглашение зайти к ней вечером.

Он забежал, рассчитывая просидеть не больше часа, и остался до рассвета. Потом они пошли вместе в сельский совет зарегистрироваться. Их записали в книге, — они три раза поклонились портрету Маркса и вышли женатыми.

Чэн довел жену до Поарма и бросился в часть, забыв условиться, где они встретят друг друга вечером. Он искал жену в клубе, в театре, в госпитале и, нигде не найдя, долго сидел потом у стены ее дома, злясь на свое дурацкое положение.