Петр Павленко - Собрание сочинений. Том 1

Тан обратил внимание Лузы на группу этих ребят, раскачивающейся походкой подошедших к нему.

— Снимите-ка штаны, — сказал он одному парню. — Это работающие на токарных станках, — объяснил он Лузе. — Видите, у него грыжа, и обратите внимание на ноги. От движения ног при нажиме на педали станка и трения о край деревянной лавки образуются кровавые мозоли. Через год он не сможет ходить, как и все его товарищи. Это профессиональное.

— Откажите ему в приеме в армию, — сказал Луза.

— Нельзя, — ответил Тан. — Нельзя. Таким, как он, ни в чем нельзя отказать. — Он перевел глаза на крепкого, средних лег крестьянина, очень коренастого, почти толстого, с широчайшим лицом бурята, который стоял, заложив руки за спину.

— Покажи руки!

Крестьянин улыбнулся и, щелкнув языком, отошел в сторону.

— Будешь так выбирать, начальник Тан, — никого не найдешь.

— Ты гончар? — спросил Тан.

— Сам видишь, — и протянул вперед руки ладонями вверх: на них чернели крутые кровоподтеки, и кожа до локтей была покрыта трещинами и мокрыми лишаями.

— И ноги? — спросил Тан.

— Да, — ответил крестьянин.

— Я всех вас приму, — сказал Тан, — только я подумаю, куда направить. Им нельзя отказывать, — заметил он Лузе, — потому что таким людям некуда деться. А кроме того, героизм свойственен им больше, чем кому-либо другому.

В тот же день Тан имел три разговора: с Лузой, с Ю Шанем и американским летчиком Лоу.

Беседа с Лузой касалась границы и приграничных партизан. Тан смеялся, когда Луза рассказывал ему о Ван Сюн-тине, потому что этот тип людей он давно знал. Сам Ван Сюн-тин, однако, злился на шутки.

— Выдам тебе десять винтовок, а Тай Пину, который привез Лузу, подарю маузер, хотя он дурак, отпустил Мурусиму, — сказал Тан…

В тот же вечер Тан два часа просидел с огородником Ван Сюн-тином, и за стеной было слышно, как они хохотали.

Но дольше всего Тан говорил с Лузой о Мурусиме.

— Видели вы такого — Якуяму? — спросил Тан и, узнав, что Якуяма допрашивал Лузу, сказал, что этот капитан представляет опасность большую, чем старый Мурусима.

— Во всяком случае, задачей Ван Сюн-тина является уничтожение их обоих, — сказал он и тут же спросил: — Этого можно добиться?

Луза развернул ему подробный план, как это легче всего осуществить.

Чэн, командующий отрядом «Общества любителей храбрости», всегда внимательно прислушивался к их разговору.

Когда они переговорили о многих вещах, вызван был Ю Шань.

— Вы хотели предложить мне ваш план действий… — сказал Тан.

— Да, начальник.

План Ю Шаня заключался в организации нового рода партизанских отрядов — городских партизан, партизан в промышленности и партизан на транспорте. Сам он желал бы организовать последних и, тяжело дыша от волнения, чертил планы железнодорожной войны.

Адъютант приволок и поместил перед ним рельефную карту Маньчжурии. Касаясь руками гор и проводя пальцем по рекам, Ю говорил о еще не происшедшей войне как человек, уже переживший ее тяжелые испытания.

Когда раненый Ю лечился у русских, он впервые увидел там географическую карту и долго не мог от нее оторваться. Маленькая земля лежала перед ним, как вскрытый механизм таинственной машины. Он видел воображением, как работали ее отдельные части — дороги, тропы, постоялые дворы, города и фабрики, как шли потоки грузи и людей, и восторгу и страху его не было границ, потому что сквозь все это он видел судьбы людей.

Вернувшись от русских к себе домой, Ю пошел наниматься в отряды. Предложений было немало, но Ю требовал от командиров предъявить карту, и так как карт ни у кого не было, Ю отказывался иметь с ними дело. В поисках командира с картой он добрался до Харбина и попал к хунхузу Безухому, который становился известным в прихарбинских местах.

Безухий показал Ю рельефную карту и сказал, что он может ощупать и погрузить палец в ущелья. Он развернул перед ним карты ремесел, дождей, почв, растений и дорог, по сторонам которых были нарисованы кружочки постоялых дворов, колодцев, хуторов, кладбищ, сел и городов. Все было маленьким на кусочке разрисованной бумаги, даже самые большие города и глубокие реки, но дороги вели свои линии четко и грубо, — страна лежала в них, как в силке. Стоило развязать узел — вся сеть расплетется и земля выпадет, как дичь из дырявой сумки.

— Я тебя знаю, ты Ю Шань, — сказал Безухий. — Возьми эту карту и служи у меня. Я научу тебя многому, чего ты не знаешь.

Хунхуз Безухий тогда как раз входил в моду. Он вступил в организацию революционных повстанцев и держал свой штаб в Харбине. Он увлекался «городскою войной» и размалевывал стены домов лозунгами и плакатами, разбрасывал листовки, распространял песни и наклеивал на дома богачей афиши с цифрами их доходов, что производило громадное впечатление на рабочие массы.

Ю воевал у Безухого четыре месяца, а затем вернулся в Нингуту, где основал свой первый железнодорожный отряд из бывших стрелочников. Сначала он сбрасывал с путей товарные поезда и создавал пробки на узловых станциях, как бы проверяя на опыте общую идею своего плана, но в это время к нему Тан прислал молодого офицера из Фучжоу, и Ю решил торопиться. Офицер был храбрым, восторженным человеком. Он становился во фронт перед Ю и никогда не садился в его присутствии. Однажды, выпив стакан ханшина, Ю открыл ему свои планы. Лицо офицера вздрогнуло от волнения.

— Командир, да здравствует ум народа!

Его смущало лишь отсутствие арсеналов, и он не совсем понимал, откуда он будет брать взрывчатые вещества для войны дорог.

— Отбивать у японцев, — сказал Ю.

— Командир, этого мало, и это не всегда под рукой.

— Тайно покупать в городах.

— Командир…

— Хорошо. Мы будем их делать сами, не о чем разговаривать.

Через два месяца он получил три сотни консервных банок.

Коробка «сардин» взрывала железнодорожное полотно на пространстве пятнадцати метров, но для мостов он предложил «ананасы» в банках по полкило и «маринованные огурцы» в банках по пяти кило. Получив бомбы, Ю разработал маленькое железнодорожное сражение под Нингутой и, забрав шесть поездов с бобами, два вагона пшеницы и сто пятьдесят тысяч патронов к винтовкам, был занесен японцами в особые списки, а человек, поймавший его, мог получить десять тысяч иен.

Теперь Ю Шань предлагал Тану план железнодорожной войны от Хингана до моря.

— Я отрежу японскую армию от ее портов, — говорил он. — Для этого я разрушу мосты и тоннели Корейской дороги. Я ударю по японским деньгам; разрушив линию Фушун — Дайрен, дорогу угля. Я отрежу японцев от моря и уничтожу пути между городами. Я заставлю японцев пройти по нашей стране своими ногами, и тогда все дороги поведут к смерти.