Петр Павленко - Собрание сочинений. Том 4

Да и ужина, видишь, нет. Жуткое дело. А ведь какой, брат ты мой, районище, другого не найти на всем побережье. Виноград, табаки, фрукты, рыба, эфиромасличные… что хочешь. Но главное — виноград. Только не обкопаешь его раз десять, во-время не обрежешь — ни черта не получишь. А главное, один тут комбайн — руки… А людей нет… Может, лектором пошел бы? Оно и для здоровья вполне подходит. Зарази людей энтузиазмом.

Воропаев. Не могу.

Корытов. Ах ты, жуткое дело…

Звонок телефона.

Алло! Я, Корытов. Лопат нет? Опять двадцать пять. Что вы сами-то думали до сих пор? Ладно. Посоветуемся тут, позвоню… (Продолжает, жуя и откладывая половину омлета Воропаеву.) На фронте тебе, друг милый, куда легче было. Там у тебя адъютанты, автомобили, телефон… А у меня голосовая связь…

Воропаев. Как в рукопашном бою?

Корытов. Точно. Вот поразослал всех на места, сам от телефона не могу оторваться.

Снова звонок.

Я, Корытов. Приземляется народ? Так. Чего шумят? Природа не та? Ай-ай-ай!.. Ну, я природой не руковожу, скажи — не в моих силах… И агитатора сейчас прислать не могу… попозже как-нибудь… Ну, ладно… звони, посоветуемся тут…

Воропаев. С кем ты все время советуешься?

Корытов (потрясает бумагой). С планом! С кем? Беру лопаты у одних, даю другим… У этих беру тягло, перекидываю третьим… Оформляйся-ка агитатором, полковник, работенка не пыльная, опять же паек, то да се…

Воропаев. Я, товарищ Корытов, уже докладывал тебе, что болен, до чорта болен. Я отдохнуть хочу. Понял? Я… Ты понимаешь, все у меня в жизни как взорвалось — семья разрушена, жена погибла, сын у чужих людей… сам я без сил… Сейчас я не работник. Нет, нет.

Корытов. Ох, беда, все тихой пристани захотели. Ты вот, друг милый, поправляться приехал, тебе одно — красота, горы, цветы, море, а это только губы накрашены, брови подведены, а на самом деле положение — хуже не бывает. В общем — устраивайся. Лена!

Лена входит, и снова звонит телефон.

Я, Корытов. Встречу? Какую встречу? С прибывшими? Иду, иду. Ладно, сейчас иду. (Лене). Надо полковнику койку устроить. Кто там сейчас в комнатенке… рядом с твоей?

Лена. Мирошин. Завтра в колхоз едет.

Корытов.Ага! Значит, Воропаева — к Мирошину. А как Мирошин вернется, передвинь Воропаева к Савельеву, того долго не будет.

Воропаев. Ну, а когда Савельев вернется?

Корытов. Опять куда-нибудь сунем. Так и крутимся, брат, как на карусели.

Воропаев. Но все это, как я понимаю, программа на завтра, а сегодня?

Корытов. Следовало бы тебе, конечно, поужинать… да… но исключается… Да… Жуткое дело, брат. А переночуешь в райкоме. Лена, ты устрой. Ну, я пошел. Новоселы ждут. Слушай, может ты к ним избачом пойдешь?

Воропаев. Товарищ Корытов!

Корытов. Ладно, ладно. Бывай… (Лене). Беспокойный попался… Ты его устрой. (Выходит.)

Ветер стучит в окно. Дребезжат надтреснутые стекла. Слышно, как вдали гудит море.

Лена. У нас будете жить?

Воропаев. Придется.

Лена. Один или с семьей?

Воропаев. Семья у меня — один сынишка десяти лет, ради него всю чепуху с переездом затеял.

Лена. Прихварывает?

Воропаев. Да. А вы давно здесь работаете?

Лена. Как освободили город… недавно…

Воропаев. А товарищ Корытов?

Лена. То же самое. Вместе прибыли.

Воропаев. Черствый он у вас человек, сухой.

Лена. Это вы насчет того, что он к себе не позвал? В одной комнате он, жена, трое ребят. Тут будешь сухой.

Воропаев. Да нет, не в том дело.

Лена. Разве на вас всех угодишь! Едут и едут, давай и давай. Тому дачу задаром, тому сад. А спросили бы, как мы живем!

Воропаев. А вы одинокая, семейная?

Лена. Муж в Севастополе был, три года ни слуху ни духу. (Задумывается.)

Воропаев (переводя разговор). Да, всем не легко. Сводку сегодня не слышали?

Лена. Прорвали наши чего-то на Дунае… здорово прорвали… сейчас рассказы передают, хотите послушать? (Включает репродуктор, который неразборчиво и тихо что-то бормочет, нужно подойти близко к нему, чтобы что-нибудь услышать.)

Воропаев (обрадованно). Ну-те, ну-те, давайте! (Подходит и слушает.) Чьи войска?

Лена. Романенко, что ли… Тсс… переправились, смотрите.

Воропаев (взволнованно) . Корпус Романенко переправляется, что ты скажешь! Это мой корпус, я воевал в нем…

Лена. Тсс… Так рассказывайте, чего там у них…

Воропаев. Романенко… Эх, что там сейчас, Лена, творится! Не спали, должно быть, суток трое, шалые глаза горят, суетня! И Романенко, как всегда, впереди всех. Молодец!

Лена. Давно его знаете?

Воропаев. Это ж моя семья, Лена… как не знать?

Лена. Постойте… саперы… чьи, говорят?

Воропаев. Саперы Дормидонтова Ивана Сергеича… А штурмовые группы ведет, наверное, Голышев. Как форсировать переправу, так он. На Днестре, на Буге, его везде помнят… (Отводит Лену от репродуктора, потому что ему уже ясно, что происходит за тысячу верст.) Геройский мужик! Мы с ним в Софию входили. Я тогда был ранен, едва на ногах держался, но когда нас стали обнимать и целовать, как родных подбрасывать на руках, кричать: «Живио!.. Ура! Живио!» — рана стала на глазах затягиваться. До нее ли тут!.. Такие дни случаются раз или два в столетие, такие дни чудотворны… Недавно это было, а как в прошлой жизни… (Продолжая вслушиваться в шопот радио.) Что, что?.. Корпус Романенко — трижды краснознаменный? Правильно. Стоящие ребята. Я представляю, как это было. Они там ползком, ползком, как кроты, подобрались к Дунаю и — раз! На ту сторону. Мамаладзе уже зубами вцепился в тот берег, — не вырвешь… И на самой сумасшедшей переправе, со своим перевязочным пунктом… конечно, Александра Ивановна… уж кого-то режет там, кого-то штопает. И, знаете (вдохновенно), бой не бой, а всегда в белоснежном халате, будто не под огнем, а в академии. Да, не вернется более эта жизнь, не увижу я никого из них…

Лена. Александра эта Ивановна — не может быть, чтобы генерал.

Воропаев. Шура? Горева? Хирург, потрясающий хирург. Ей обязан, что жив.

Лена. Всю жизнь за это будете ее помнить. Молодая?

Воропаев. Трудно сказать.

Лена. Чего тут трудного? Если молодая — так молодая… А еще такой близкий вам человек.

Воропаев. Она-то молодая, да я о другом… из близких людей мне теперь сиделка нужна… не больше того… простая нянька… Я, Лена, вывалился из своего счастья, как из самолета. Летел — и трах, вывалился и сам не знаю, где я… Вы что же домой не идете?