Петр Павленко - Собрание сочинений. Том 4

Юрий. Ну, пропесочили… век теперь рта не раскрою.

Воропаев. Это напрасно. Говори с народом просто… Вот как со мной. Кстати, что это за слухи пошли о Варваре?

Юрий. Глупости одни, Алексей Витаминыч.

Воропаев. Будто бы она Виктора затравила, Наташе жизни не дает, распоясалась, каким-то пустым рекордсменством увлеклась?

Юрий. И кто это вам наговорил, Алексей Витаминыч? Это у вас личные счеты, ей-богу.

Воропаев. Неверно, что ли?

Юрий. Абсолютно неверно! И как вы можете так говорить? Варвара на язык зла, правда, да ведь язык и есть язык, при ней он и останется.

Городцов. Она своим языком вполне быка убить может.

Юрий. Вранье, ей-богу, вранье! Она тебя ревнует, что Алексей Витаминыч в твоем доме, а не у нее живет… но я — то вижу!

Воропаев. Видишь ли?

Юрий. Она делами говорит. Виктора загоняла! Да она, может, всех загонит в доску, что из того? Надо ж понять, в чем ключ дела!

Воропаев. Ну и в чем же ключ? Интересно даже.

Юрий. Ей мало своей жизни, не помещается она в ней, как тесто на дрожжах, перекипает… Виктор осторожничать начал, — объявила ему войну. Городцов на небо полез, — осадила.

Городцов. Это я — то на небо?

Юрий. На соревнование вызвала всех огородников. Над каждым росточком возится, к осени первой в районе будет. Плохо? Да таких, как Варвара, на рассаду надо пускать. Победитель-человек! Красиво работает!

Воропаев. Уж и красиво, ай-ай-ай!

Городцов. Добрая каша на голодные зубы…

Юрий. Повторяю — красиво работает. Настаиваю. Нет, недооцениваете, Алексей Витаминыч, оторвались от жизни, простите меня. Говорю, как старшему товарищу.

Городцов. Ай-ай-ай!..

Воропаев. Давай, давай раскулачивай, не стесняйся.

Юрий. Я вполне серьезно.

Воропаев. Вот, вот, молодец! Так, так. Эх ты, соколенок мой ясный! О Варваре я думаю то же, что и ты, и только хотел попробовать тебя, хорошо ли людей знаешь. Молодец! Как сейчас, — всегда и говори. Уважай тех, с кем беседуешь и с кем говоришь. Это ж какие люди! О них тридцать лет рассказывали небылицы, а они, брат, взяли да и выстроили социализм. Гитлера на них напустили, они и Гитлеру шею свернут, освободят Европу и станут победителями. Отныне и вечно, брат, будут они стоять перед глазами человечества, как самые сильные и справедливые люди на земле! На передний край человечества вышел советский человек… Ты же именно с ним беседуешь, уважай его. В среду постараюсь тебя послушать, и если… смотри, Юрий… осрамлю на миру!

Юрий. Уж лучше не слушайте, слова не произнесу.

Воропаев. Ничего, ничего, из тебя неплохой пропагандист получится…

Городцов. Со временем, конечно. Ну, давай, давай поднимайся! Пойдем, я покажу, как твоя Варвара красоту наводит на огороде. Это ж… трудно сказать… ей- богу, прямо счетверенная мина какая-то, да еще без предохранителя.

Городцов и Юрий уходят. Калитка остается незапертой. Воропаев свистит. Тишина… Неожиданно появляется Ленаи идет по двору, некоторое время не замечая Воропаева.

Воропаев. Лена, здравствуйте!

Лена. Кто это? А я вас и не заметила. Здравствуйте. Мама велела вас проведать, прислала кое-чего, возьмите.

Узелок повисает в воздухе. Смутившись, она опускает его наземь и без приглашения садится на краешек топчана.

Вот какие дела! ( Хмурясь и улыбаясь.) Заболели-то как, а?

Воропаев. Что там Корытов, не ругает меня?

Лена. А не знаю. Я ему не сказала, что к вам собираюсь. Еще чего подумает, ну его!

Воропаев. Ну, а как с домом, как Софья Ивановна?

Лена. Ах, вертится в общем. (Оглядывает двор, хату, топчан, по ее лицу пробегает усмешка не то сожаления, не то иронии.) Ничего себе хозяйство. Здесь будете жить?

Воропаев. Пожито. А умирать, очевидно, здесь придется.

Лена. Что вы! Что вы! Комков говорит — встанете.

Воропаев. А вы откуда знаете?

Лена. В райкоме, что ли, слышала… не помню…

Воропаев. Вот-вот закончится война, и начнется, Лена, изумительная жизнь. Но мне уже не придется строить ее, как ту, довоенную… А сколько, Лена, задумано, сколько начато! Да чорт ее бери, эту жизнь, всегда кажется, что впереди еще леса, горы времени, а горы-то оказались невысокими, лесок оказался реденьким.

Лена. Да что это вы! Отлежитесь, — как раньше, жить будете.

Воропаев. Мне уже теперь прописано не жить, а валяться. А ведь я жил, Лена, жил… Вы еще соску сосали, а я уже у Кирова в астраханских степях с белыми воевал.

Лена. И самого товарища Кирова знали?

Воропаев. Знал, как же. Впервые у него, в Астрахани, я и увидел море.

Лена. А потом что было?

Воропаев. Потом стал командиром, сторожил границу на Амуре. Комсомольск строил.

Лена. А потом?

Воропаев. А потом действовал на Хасане, у Халхин-Гола, в Финляндии… И все время, всю жизнь тянуло к морю. Наконец вот оно, рядом, но, оказывается, его могло и не быть… Да, пожил, и в общем есть что перед смертью вспомнить…

Лена. Ах, вы все о смерти да о смерти, а я к вам пришла про другое сказать.

Воропаев. Ну, давайте про другое.

Лена. Да я маме тогда рассказала о вас, что вы одинокий и семью потеряли… Ну, она, сходи, говорит, и скажи, пусть уж наш дом на себя берет. У нас, правда, хорошенький такой домик, очень уютно. Так что, когда поправитесь, прямо к нам.

Воропаев. По-моему, вы не очень довольны этим, Лена?

Лена. Нет, почему не довольна, это мамино дело, мне некогда с домом возиться, работать надо.

Воропаев. А что вы думаете, это идея! Вот встану, займусь вашим домом, и будет у нас свой угол. Заведем хозяйство… домик… садик… две курицы… собачка какая-нибудь… Как вы думаете, Лена?..

Лена (сухо). Не знаю, не знаю, ни о чем таком я не думала и… ничего не знаю, честное слово.

Воропаев. Весной привезу своего Сережку, пусть пасется у вас.

Лена. Это уж вы там как хотите… И что я еще вам хотела сказать… Я перед вами виновата, подумала тогда на вас, что вы за дармовыми дачами к нам приехали. Не обижайтесь, я на язык злая бываю.

Воропаев. А на самом деле вы, должно быть, очень добрая, Лена. Вот взяли и пришли ко мне… Спасибо… дайте мне вашу руку.

Лена. Ну, что вы! Выздоравливайте. Только смотрите никому не рассказывайте, что я у вас была. Не люблю я…

Открывается калитка, и во дворе — Корытов.