Петр Павленко - Собрание сочинений. Том 4

Варвара. Это все генерал Романенко обстряпал. Я, говорит, доложил там, куда надо. И чего лез? Сам выдвигается, ну лады. Так нет, надо ему еще людей срывать…

Огарнов. Не партийная точка зрения.

Варвара. Это у меня, что ли? Дома мне об этом напомни.

Голос Ленки (из сада). Идет, идет!

Все переглядываются. Бросают курить, мнутся и, наконец, встают. Входит Воропаев.

Молчание.

Воропаев (останавливается). А-а, все уже здесь.

Городцов. Говори сразу, не мучь.

Воропаев. Вы понимаете, что… со мной произошло? Я сейчас был у товарища Сталина.

Лена. Ой, что ж это?

Наташа. Я так и знала! Ну, ну, ну! Что же теперь будет?

Воропаев. Даже сам себе не верю, что был…

Лена. Значит, уедете? (Закрывает лицо руками.)

Воропаев (не замечая ее волнения). Я сегодня помолодел на тысячу лет!

Лена. Что?

Воропаев. Моложе стал на тысячу лет!

Городцов. Нечего ходить вокруг да около — рассказывай, Витаминыч. Я, брат, тоже не из железа.

Воропаев. Я расскажу вам удивительный случай из моей жизни. Это частный случай. Мое личное переживание. Я доверяю его вам как друзьям. (Проходит к столу.) Мне выпало счастье быть вызванным к товарищу Сталину… Я вошел, ничего не видя, и вдруг услышал голос, который нельзя забыть… Он заканчивал разговор со стариком садовником…

Городцов. С Иван Захарычем? Ну, ну!

Воропаев. Не знаю, как его зовут. Вхожу я, и от волнения не могу шага сделать…

Городцов. Стоп, стоп, стоп. Рассказывай толком, Алексей Витаминыч. Где дело было, присутствовал кто?

Воропаев. Вячеслав Михайлович сидел в кресле, бумаги подписывал. Товарищ Сталин беседовал, я тебе говорю, с садовником, рекомендовал ему какой-то новый способ культуры или прививки, а тот возражал…

Городцов. Ясно, Иван Захарыч!

Воропаев.…а тот возражал, говоря, что наш климат многого не позволяет. «Мало ли чего климат не позволяет, — возразил товарищ Сталин, — а вы смелее экспериментируйте». А садовник свое: «Климат, Иосиф Виссарионович, ставит знаки препинания». — «Ничего, — отвечает товарищ Сталин, — мы с вами южане, а на севере тоже себя не плохо чувствуем. Вот нам говорили, что хлопок не пойдет на Кубани и Украине, а он пошел. Захотели — пошло. Все дело в том, чтобы захотеть и добиться».

Городцов. Так прямо и определил?

Воропаев. Да. А потом товарищ Сталин обратился ко мне: «Пожалуйста, говорит, сюда, товарищ Воропаев, и не стесняйтесь. Как штурмовку устраивать, так вы впереди, а как ответ держать, так вас и не видно».

Городцов. Значит, уже доложили. Смотрите, какая оперативность!

Воропаев. Дадите вы мне рассказать или нет?

Юрий. Молчите все, что вы в самом деле!

Огарнов. Давай, Витаминыч, давай!

Варвара. Как мина замедленная. Все нервы вымотал.

Городцов. Складней рассказывай.

Воропаев. Пожурил товарищ Сталин меня за штурмовку. Рассказывали, говорит, мне, что вы тут колхозы в атаку водите…

Городцов. Так прямо и выразил?

Воропаев.…очень, говорит, интересно, хотя и не совсем правильно, на мой взгляд.

Наташа. А вы что?

Воропаев. А я стою, ног не чую и с места сдвинуться не могу.

Городцов. Это зря. Тут вид надо иметь молодцеватый, бодрый.

Варвара. Да замолчи ты!

Воропаев. Вячеслав Михайлович пододвинул мне плетеное креслице…

Ленка. Это где было?

Воропаев. В садике, у дворца… Я сел. Гляжу на товарища Сталина. Он в светлом кителе, в светлой фуражке. Лицо светлое.

Лена. Постарел?

Воропаев. Нисколько. Я его в последний раз на параде седьмого ноября в сорок первом году видел. Не постарел, но изменился. В лице появились новые черты, черты торжественности… да и не мог не измениться, потому что народ глядит в него, как в зеркало, и видит в нем себя… А народ наш изменился в сторону еще большей величавости.

Городцов. Факты, факты давай.

Воропаев. Я молчу. Вячеслав Михайлович спросил, как здоровье, как я себя чувствую, как я живу. Я ответил, что не легко.

Городцов. Ну, Алексей Витаминыч, я просто тебе удивляюсь. Такой, можно сказать, оратор выдающий, и такие слова… Ну-ну!

Лена. Да замолчите вы, слушайте, ведь от всей души человек говорит… А что на это товарищ Сталин?

Воропаев. Вот это, говорит, хорошо, что попросту сказали. Да, живем, говорит, пока плохо, но скажите своим друзьям: скоро все решительно изменится к лучшему. Вопросы питания, сказал товарищ Сталин, партия будет решать с такой же энергией, как в свое время решала вопросы индустриализации. Все сделаем, чтобы люди начали хорошо жить, лучше, чем до войны.

Наташа. Как я его люблю, если бы вы знали!

Городцов. Да тише вы… Тут самый вопрос пошел.

Воропаев. И попросил меня рассказать о людях, кто у нас, как живут и работают, и я рассказал о всех вас.

Лена. Сталину?

Воропаев. Рассказал я, как ты во сне пшеницу видишь, Городцов.

Городцов. Язык-то у вас как повернулся? Ну и ну! А он что? Вот незадача!

Воропаев. Он прошелся, подумал, говорит — это тоска по большому, по главному, и велел тебе передать… он, говорит, человек военный, поймет, что мы тут — второй эшелон…

Городцов (вытягиваясь). Есть — второй эшелон.

Воропаев. С хлебом решится, за нас возьмутся. Все понадобится тогда: и виноград, и инжир, и маслины. А если, говорит, тяжело Городцову, так перебросьте его в степь, на пшеницу.

Городцов. Меня? В степь? Нет, ваше коммунике я отвергну. Где я стал, оттуда меня не собьешь. Так вам и надо было сказать. Я и без вашей степи силу покажу…

Огарнов. Замолчи, сосед, не так, конечно, показ дан, не так, это я тоже скажу, но заботу о тебе какую товарищ Сталин проявил! Подумал о твоей судьбе.

Городцов. Да что я, дефект имею, что обо мне такой разговор завели? Не больной, кажется. И главное, какому лицу коммунике сделано. Нет, не то было сказано, что надо.

Наташа. Что с вами, я не понимаю! Дайте же нам послушать.

Воропаев. О вас, Наташа и Юрий, я тоже рассказал без утайки.

Наташа закрыла лицо руками. Юрий обнял ее.

И товарищ Сталин выслушал, долго молчал, потом говорит: «Если таким, как эти Поднебеско, дать силу, далеко шагнем».

Юрий. Я даже не верю, что он так сказал… Наташенька, слышишь?