Петр Павленко - Собрание сочинений. Том 5

Когда я спустился вниз, на оживленные улицы нью-йоркского центра, впечатление общей встревоженности еще усилилось.

Вспомнился горьковский «Город Желтого Дьявола»:

«Лица людей неподвижно спокойны — должно быть, никто из них не чувствует несчастья быть рабом жизни, пищей города-чудовища. В печальном самомнении они считают себя хозяевами своей судьбы — в глазах у них, порою, светится сознание своей независимости, но, видимо, им непонятно, что это только независимость топора в руке плотника, молотка в руке кузнеца, кирпича в руках невидимого каменщика, который, хитро усмехаясь, строит для всех одну огромную, но тесную тюрьму. Есть много энергичных лиц, но на каждом лице прежде всего видишь зубы. Свободы внутренней, свободы духа — не светится в глазах людей».

Нью-йоркская толпа не показалась мне внешне интересной. Люди одеты однообразно. Лица не бросаются в глаза ни оригинальностью, ни значительностью. Многие на ходу жуют. Мало смеха. Мало цветов. Мало индивидуального. Нет, это не Париж. И не Рим. И не Варшава.

И не Прага. Но в то же самое время Нью-Йорк чем-то неуловимым напоминает все эти города вместе взятые.

Вспомнил я, что обязательно нужно видеть ночной Бродвей — главную улицу, сердце города. Среди блестяще освещенных неоновым светом центральных улиц Нью-Йорка Бродвей, конечно, самая эффектная. Она к тому же довольно широка, чего нельзя сказать о всех остальных. Свету на Бродвее чрезвычайно много, он уже не просто светит, а, как отблеск зарева, пылает на лицах и предметах. При таком освещении можно читать и писать, но чувствуешь себя очень неловко, точно тебя все время кто-то подсвечивает сбоку. Красные, зеленые, желтые, бегающие, струящиеся, прыгающие, дымящиеся, брызжущие водой и искрами рекламы сначала поражают. Какое-то светоизвержение. Но уже на десятой минуте оно утомляет и раздражает зрение, потому что все это световое безумство задумано совсем не ради красоты, совсем не для удовольствия человека. Если бы художникам и декораторам удалось вместо рекламирования подтяжек и сигарет использовать огромные запасы освещения для украшения зданий, памятников и парков, Нью-Йорк был бы сказочным городом. Это был бы действительно город побежденной ночи. Но красота, по здешним понятиям, хороша лишь в том случае, если приносит доход, во всех остальных — она необязательна. И в конце концов крикливое, беспокойное, раздражительное баловство светом тоже производит впечатление куда-то бегущего, спешащего. Рекламам некогда, как и людям. Ньюйоркцы, я уверен, страдают галлюцинациями и бессонницей.

Американский капитализм проявляет себя во всем хаотическом величии даже на примере Бродвея. Чувствуется, что в любую минуту все это сооружение, созданное тысячами отдельных усилий, может внезапно рухнуть, подточенное теми же, кто его создавал. Нелепость капиталистического порядка бросается в глаза на каждом шагу, и трудно себе представить, что руководители этого гигантского муравейника даже не сознают трагизма своего положения.

Джон Рогге, бывший специальный помощник министра юстиции, которого через день-другой мне предстояло увидеть на конгрессе, еще в 1947 году заявил довольно недвусмысленно, что «Соединенные Штаты идут к созданию фашистского государства быстрее, чем Германия в 1932 году»…

Очень шатко, очень непрочно видимое устройство здешней жизни. Есть деловой американский «патриотизм» — и нет духовного патриотизма, нет общих исторических традиций, общности судеб. Американец украинского происхождения, лет тридцать тому назад прибывший в США, очень отчетливо выразил это.

— Как там, в Полтаве? — спросил он у меня. — Говорят, она здорово пострадала от немцев?

Я ответил, что Полтаве действительно сильно досталось, и в свою очередь спросил, почему это его интересует, — он ведь давно американский гражданин.

— Днем! Днем мы все американцы, а ночью, под одеялом, — украинцы или итальянцы, шведы или поляки, — ответил он не без юмора.

Для моего собеседника Соединенные Штаты были не родиной, а предприятием, в котором он работал. Душа же его была на Украине. Если прикинуть в уме, что только в одном Нью-Йорке полмиллиона русских, столько же поляков, несколько больше ирландцев и итальянцев и заметное количество выходцев из других стран, то слова моего собеседника приобретут серьезный смысл. Статистика 1916 года установила, что в Нью-Йорке ирландцев больше, чем в Дублине, столице Ирландии. После Берлина Нью-Йорк — город с наибольшим немецким населением.

Д Кэртен («Такова Америка») сообщает, что город Нью-Йорк — первый в мире по численности еврейского и негритянского населения и второй по численности живущих в нем итальянцев.

В день нашего приезда, совпавшего с приездом У. Черчилля, прибывшего в качестве гостя президента Трумэна, мне показали номер «Нью-Йорк таймс» от 14 марта.

Вот что я прочел в нем.

Каждую минуту в США совершается три серьезных преступления.

Эдгар Гувер, директор Федерального бюро расследований, сообщил, что по сравнению с 1938–1941 годами число случаев вооруженных нападений и изнасилований увеличилось в 1948 году на 68,7 процента, грабежей — на 16,7 процента, что в 1948 году в США было арестовано 759 698 человек и что средний возраст преступников — 21 год; 58 процентов из них (то есть 440 872 человека) уже имели приводы и судимости. В одном лишь Нью-Йорке ежегодно исчезает без следа 10 550 человек. На учете американской полиции 6 миллионов человек.

Одной из основных причин роста преступности считается необычайно возросшее потребление алкоголя и моральная распущенность молодежи. Журнал «Кольерс» в рекламной статье «Секс в наших школах» как-то сообщил, что в прошлом году пятьдесят тысяч школьниц старших классов родили внебрачных детей.

Вы спросите: что же последовало в результате статьи?

Было учинено следствие? Назначены компетентные комиссии? Сделаны запросы в конгрессе или сенате? Решительно ничего не произошло. Никто ни о чем не запросил, никто ни о чем не позаботился. Школьницы попрежнему рожают, как до сих пор рожали.

Но знаете ли вы, что такое внебрачный, то есть незаконный, ребенок в США?

Вот номер «Нью-Йорк таймс» от 14 марта. В отделе «Развлечения» (!) большая фотография мальчика с длинными волосами, с застывшим от испуга лицом, осторожно гладящего кошку. Этому мальчику четырнадцать лет. С четырехлетнего возраста мать — м-сс Солливэн из Бостона — держала его взаперти, скрывая от всех. Он был ее незаконным ребенком. Кроме него, она имеет трех вполне законных детей, старшему из которых стукнуло уже двадцать лет. Муж бросил Солливэн вскоре после рождения у нее незаконного ребенка. Первые четыре года она держала мальчика в деревне, затем подлинный отец его умер, платить за содержание мальчика стало некому, и м-сс Солливэн, вышедшая — как мы знаем — вторично замуж, взяла мальчика к себе, решив скрыть от всех «грех» молодости. В течение десяти лет она несколько раз меняла квартиры, но всегда находила тайное помещение для мальчика. Некоторое время никто не знал о его существовании.