Петр Павленко - Собрание сочинений. Том 5

Штабеля воинских грузов. Ящики, тюки. Семена, удобрения. Слышится речь — белорусская, польская, украинская, узбекская, русская.

Вот обрывки невольно подслушанного разговора:

— Что на переднем, не знаете? Шуму что-то сегодня много.

— Нервы!

— У него?

— Конечно. Бьет с утра в белый свет, как в копеечку.

— Это хорошо.

По шоссе проносится грузовик с бойцами дорожного батальона, с лопатами, пилами. Они мчатся на ямочный ремонт — засыпать на шоссе лунки.

1944

Поздним вечером мы переправились через реку в том месте, где два дня назад ее форсировали наши передовые части.

На песке западного берега всюду, насколько хватал глаз, точно выброшенные гигантским шквалом, валялись в изобилии самодельные плоты из бревен и хвороста, понтончики из пустых бочек и «плавточки» из немецких бензиновых баков, по четыре штуки связанные проводом. Были тут и автомобильные камеры, и покрышки, и лодки, счетверенные одним деревянным настилом и представляющие собой почти паромы.

Все это любовно сбитое топорами и связанное проволокой хозяйство, кое-где тронутое осколками, частично разрушенное и подраненное в час переправы, выглядело сиротливо без своих хозяев, ушедших вперед. Было жаль, что все это трогательное солдатское добро сейчас уже никому не нужно.

Но я ошибся: чья-то заботливая рука собирала эти вещи. На телеге, возле которой возились двое бойцов, было навалено много таких вещей, подобранных на берегу у самой воды.

— Зачем собираете? — спросил их водитель машины. — На дрова, что ли?

— Как зачем? — удивленно переспросил старшин, оказавшийся бойцом транспортной роты. — К себе в хозяйство. Река-то впереди еще не одна.

— А саперы?

Наш водитель, как и все шоферы, был поклонником крупной техники.

— Сапер-то сапер, да ты и сам не будь хвор, — упрямо ответил старший. — Стрелок, кроме того, что ему положено по табелю, должен сам себя обеспечить. При нем чтоб любое оружие было — автомат, граната, противогаз, и еще своя переправа — автокамера или что-нибудь вроде.

Водитель не согласился с говорившим, и между ними завязался спор о преимуществах крупной техники и недостатках кустарщины.

— Ты бы, дорогой мой, без смеху, — возражал водителю боец транспортной роты. — Есть у нас изобретения, кроме плотов. Пловучий пулемет, например, на винтовой установке. Вот он, пожалуйста!..

Было уже совсем темно, и только подойдя вплотную к телеге, мы разглядели на ней нехитрое сооружение из коротких бревнышек, стянутое железными болтами. На нем торчали остатки ручного пулемета, который, судя по всему, провел жестокий бой.

— Где же тут винт? — не утерпел водитель, а бойцы-транспортники все засмеялись.

— Винтовая установка пошла вперед, — смеясь, сказал тот, кто поддерживал разговор с водителем. — А корабль у нас остался. Вот так берешься за скобы — и толкай все сооружение в воду. Столкнул — руками за пулемет и строчи, а ногами в воде действуй, направляй движение куда надо.

— Машина «рено» марки «тпру» и «но», — пошутил водитель, но в голосе его уже не было прежней высокомерной насмешливости.

Говоривший между тем отошел в сторону и снова похлопал рукой, теперь уже по куску металла.

— А вот наш эсминец! — сказал он ласково.

На крохотном плотике был прикреплен щиток от станкового пулемета. Боец переплывал реку, вооружившись гранатами, под заслоном щитка.

— А это вот… наш солдатский линкор, — показал он на два металлических цилиндра с ручками на крышках, напоминающие большие банки из-под варенья.

— Да это же мороженицы! — крикнул водитель, сразу разгадавший природу «линкора».

— Чем они в мирное время занимались, того не знаю, — строго сказал боец, не обращая внимания на насмешку, — а во время войны они нас через реки переправляют. Мы в них гранаты клали, а сами вплавь. Сухо, аккуратно. Это мы у партизан подсмотрели, как они в мороженице документы хранили. Отличная штука. С ними восемнадцать человек переправились и связь…

И тут я на одно мгновение представил себе стихийную волю красноармейца к движению вперед, волю, которая не терпит замедлений, не поддается усталости, не скупится на выдумку и переполнена таким ярым вдохновением, перед которым отступает все обыденное, среднее, будничное; а в душе человека загорается огонь страстной отваги, и она томится, если не побеждает, а побеждая — ликует, потому что нашла свое высшее счастье.

Передо мною лежали вещи, которым следовало салютовать. Они выглядели участниками славы. Они были оружием вдохновения самого народа, который не разделял себя на саперов, стрелков, танкистов, автоматчиков, а, наоборот, всех объединял в профессии воина, которому незачем кого-то поджидать для того, чтобы спешить к победе.

И дороги стали мне эти «линкоры» и «пловучие пулеметы» пехотинцев, состряпанные уставшими руками в короткие часы досуга между боями, и было приятно, что вещи эти не сгниют на пустынном берегу реки, а еще послужат и вернутся, как старые верные друзья, к тем, кто строил их.

— Куда же их теперь? — почтительно спросил водитель, побежденный тем, что увидел, а еще более тем, что он представил себе.

— На нас рек хватит, — ответил боец. — Куда надо, туда и потребуются.

— Да, это нельзя бросать, — мягко согласился водитель. Он дал газу и, отъехав с полкилометра, сладостно вздохнул и удивленно покачал головой:

— Ну, и боец у нас пошел!

1944

Генерал в солдатской гимнастерке с полурасстегнутым воротником и в серых от пыли сапогах стоял у дороги, задумчиво покусывая травинку. Пот подсох на его буром от загара лице, и от этого лицо казалось старым, морщинистым. Мимо шли пленные немцы.

Потом он, не спеша, прошел вдоль дороги к хутору, прислушиваясь к суетливому бормотанию мелких и редкому откашливающемуся говору крупных орудий, которые гулкими ударами до того наполняли воздух, что он казался сотканным из одних шумных толчков.

День был безветренный, но на дорогах пылило. Это были принеманские песчаные солончаки. Крохотные рощицы рассредоточенно карабкались вверх по песчаным холмам, кое-где объединяясь в лески и снова разбиваясь на отдельные звенья. Из каждой группы деревьев слышались рычанье и фырканье танков, лязг гусениц, неистовый треск мотоциклов. Ко всему тому, что раздавалось на земле, прибавлялся однообразный гул в небе. Самолеты, то отчетливо видные, то идущие на огромной высоте и сливающиеся с воздухом, все время ощущались над совершенно безлюдными холмами. Иногда грохот обрушивался на поле только что сжатой ржи. Иногда над черепичной крышей хутора вздымался бледный огонь дневного пожара.