Станислав Родионов - Вторая сущность

— Какую несомненную? — потребовал я, уж коли она проговорилась.

— Ту самую, к которой вас привела погоня за степенями и должностями.

— Какая, к дьяволу, погоня? Таков мой образ жизни.

— О боже…

— Что за беда несомненная? — стал я раздражаться, оставив ее убийственное «О боже».

— Беда, Антон, в том, что у вас нет друзей.

Я улыбнулся. В тишине сухо треснуло сосновое бревно. В огороде закуковала Оля и загавкал Коля. Стакан с недопитым козьим молоком, очень, между прочим, полезным, замер в моей руке, и его микронную дрожь замечал только я.

— Ваша беда, Антон, не в проваленной диссертации, а в том, что вы оказались никому не нужным.

Стакан я поставил — сейчас козье молоко пойдет не впрок.

Да откуда она это взяла? Кто ей позволил обо мне судить? В конце концов, кто она такая? Бывшая библиотекарша, ныне жена лесника-сторожа. Будь на ее месте ее муженек, я бы ответил. Будь на ее месте мужчина…

— Обиделись?

— Отнюдь.

— Я бы не сказала так откровенно, да уж больно вы были спесивы.

— У меня навалом друзей и приятелей, мадам!

И я пошел называть. Лучшего друга Генку Глебова. Второго лучшего друга Мишку Отрубятникова. Двух коллег с кафедры. Трех одноклассников. Четырех однокурсников. Наконец, профессора Смородина. Плюс жена с дочкой.

Агнесса уперлась локтями в стол, положила подбородок на ладони и смотрела на меня, как мать на сына-врунишку. А я все убеждал, все нанизывал друзей на нить своей логики, пока она не спросила остужающе:

— Антон, почему же они к вам не едут?

— Кто? — растерялся я, хотя спрошено было просто и вроде бы о простом.

— Друзья, жена…

— Странная вы, Агнесса. Все же работают.

Она усмехнулась и, показывая, что приняла мое разъяснение, снисходительно закрыла глаза на долгие секунды.

— А у Володи друзей, конечно, пруд пруди? — по-мальчишески ершисто спросил я, уж по крайней мере не по-доцентски.

— Много, — серьезно подтвердила она.

— Откуда же?

— О-о, школьные, по армии, по заводу, в лесхозе, тут…

— И когда вы заболели и поехали сюда, то они, конечно, всё бросили и ринулись за вами?

— Ага. Разве бы Володе одному такой дом осилить?..

— Я видел только его врагов, — вырвалось у меня уже в запале.

— У него и врагов много. Думаю, у вас их нет.

— Представьте, мадам, тоже имеются.

Я соврал. Враг у меня был один, тот, который подсек меня с монографией.

— Налить еще молочка?

— Спасибо, я пошел. Володи не дождаться. Да и смеркается.

Меня учили коллеги, подсказывали друзья, наставлял профессор Смородин… В конце концов, беспрерывно поучала жена. Все они были людьми науки, современными, интеллектуальными. Я ничего не имел против матушки-природы, мне нравились Пчелинцевы, но впадать в дикарство претило. Сосняки… Эти пасторальные супруги полагали, что достаточно побродить несколько лет меж сосен, как на человека ниспадает мудрость. От древесины. И тогда учи уму-разуму других.

На крыльце Агнесса таким же движением руки, как и Оля, застегнула мне на груди пуговицу:

— Антон, дружба всегда бескорыстна.

К чему сказала? Бессмыслица.

К Пчелинцевым мне больше не хотелось — следующий день бродил я в ближайших сосняках, где все зримее проступала осень: стало просторнее, будто из них что-то вынесли; вдруг оказалось много папоротников, рыжевших на каждом шагу; вместе с грибами пропали и грибники; воздух похолодал и потяжелел от близких дождей. Такой лес хорош для раздумий — кажется, что и мыслям просторно.

Дурак, то есть недалекий и недообразованный человек, обожает готовые истины. Слышанные или вычитанные. И эти чужие мысли липнут к нему с такой проникающей силой, что становятся будто собственные, прямо-таки им рожденные. Дурак, то есть недалекий и недообразованный человек, об относительности истины не подозревает — она для него абсолютна, универсальна и окончательна. Как штампованная монета. Скажем, если человек живет один, то он наверняка одинок. Если к нему не едут друзья, то они не друзья. Если жена не бросила работу и не понеслась за мужем, то она не жена. Если у человека нет друзей, то не может быть и врагов, потому что равнодушный не вызывает ни любви, ни ненависти… И так далее. Афоризмы для дневника школьницы.

Я ценю не столько верную мысль, сколько самостоятельную. Про одиночество можно отыскать сотню мудрейших цитат в каком-нибудь сборнике афоризмов. Но всегда нужна своя мысль, сто первая. Недавно думал я на крыльце… Почему человек бывает одинок, почему бывает трудно пробиться к себе подобному? Потому что общаемся мы на уровне интеллекта, а души жаждут иного общения, может быть подкоркового; потому что заслонены мы друг от друга характерами, возрастом, психологической индивидуальностью, воспитанием, в конце концов, несовпадением настроения… Знает ли об этом Агнесса? Думала ли?

Видимо, думала, коли попрощалась фразой «Антон, дружба всегда бескорыстна». Да, я предпочитаю мысли самостоятельные, но понятные. Практическая деятельность людей стремит нашу цивилизацию. Человек ничего не делает без пользы, понимаемой весьма широко. Даже в дружбе он ищет пользу. Интересно, какую?

Допустим, взаимный интерес, Это не польза, да на одном интересе дружба и не устоит. Духовное родство… Где оно и у кого? Материальная выгода? Тогда не дружба.

Я удивился: не давался мне собственный тезис. Но если в дружбе, если от дружбы нет никакой пользы, то зачем она? Даже любовь, возвышенная и невыразимая, в конечном счете держалась на реальном интересе — на сексе. А эта чертова дружба…

На ней я застрял, а сосны мне не ответили. Я вернулся из леса, как и Пчелинцев, не с пустыми руками — нес карман шишек, сосновую палку и свой безответный вопрос. И не решал его ни за варкой супа, ни в полубессонную ночь. Зачем, когда для этого есть просторные сосняки.

Но на второй день я не увидел их. Вязкий туман утопил все окрест. Ничего не стало, кроме жидкой белизны, в которой стоишь, как в единственно прозрачном кругу, и далее десяти метров уже ничего нет и быть не может. Я надел сапоги. И шел лесом, не видя ни чащи сосен, ни их верхушек — лишь осклизлые стволы.

Моя мысль, потеряв зрительный обзор, уже не стремилась нырнуть в глубины психологии — она ползуче обратилась к той жизни, которая осталась за сосняками. Память, а может, уже и не память, освеженная ходьбой и туманным воздухом, работала спокойно, в ритме шага. И перебирала всех, кого я назвал Агнессе…

Генка Глебов, лучший друг. Где мы познакомились? На юге, на пляже. Биолог, кандидат наук. Человек с большой перспективой, настолько большой, что написанную докторскую его ждут как явление в науке. Если его не сгубит преферанс. Моя десятиклассница Наташка намеревается идти к нему на биофак. На чем стоит наша дружба? Не на его же интересе к преферансу, поскольку играем ночами у меня? Не на моем же интересе определить к нему дочку?