Алексей Горбачев - Сельская учительница

— Это вы должны были знать еще с первого класса.

— Совершенно верно! — подхватил Федор Быстров. — Я им, Валентина Петровна, то же самое говорил, а они мне отвечают: давно это было, забыли…

Валентина понимала: Быстров издевается. Но что сказать ему? Как ответить? Она ушла расстроенной, и в голове даже мелькали мысли: «Не умею работать с учениками, не могу найти с ними общего языка. Мы — далекие, чужие. И зачем я согласилась на это классное руководство, зачем вообще стала учительницей… Ничего у меня не получается… И уроки плохие, и класс не могу взять в руки…»

Проводив учительницу, десятиклассники оживленно обсуждали события:

— Еще одно последнее сказанье, и у нас будет новый классный руководитель! — торжествовала Аня Пегова.

— Ура, ура! — насмешливо прокричал Дмитрий Вершинин. — Полнейшая победа, триумф, награды особо отличившимся. А мне кажется, напрасно вы все это затеяли, — с осуждением заключил он.

— Митя, соблюдай честный нейтралитет, — посоветовал Быстров.

— Пошел ты к лешему, — рассердился Вершинин. — Вы поступаете, как эгоисты. Я считаю, что наш комсомольский вожак, — он повернулся к Жене Кучумовой, — заботится только о своих личных пятерках. Я считаю, что староста класса…

— Что ты все якаешь, — прервала его Аня Пегова. — Ты что же, считаешь себя умнее всех? Если нам не нравится классный руководитель, что прикажешь делать? В некоторых школах старшие классы вообще обходятся без нянек, без классных руководителей. Ты разве запретишь нам перенять их опыт? А то разошелся — эгоисты…

— Да, эгоисты, если не сказать больше, — не сдавался Дмитрий Вершинин. — Считают себя взрослыми, культурными людьми, а не понимают, что Валентина Петровна первый год работает учительницей, что ей трудно с такими… Вместо того чтобы помочь, вы отравляете ей жизнь!

— Митя, не вызывай эмоций, я позабыл дома носовой платок, — дурашливо предупредил Федор Быстров.

— Дмитрий прав, и чего мы ерепенимся? Мне, например, Валентина Петровна нравится, — тихо проговорил Зюзин.

— Костя, помолчи! — прикрикнула на него Аня Пегова.

Дня через три в десятом классе был сорван урок физики.

— Там невозможно работать! — жаловалась Подрезова директору и завучу.

— И все-таки, Серафима Владимировна, вам не нужно было уходить с урока, — упрекнул Подрезову Николай Сергеевич.

— Нет уж, увольте, — не сдавалась та. — Если классом будет руководить эта девчонка, добра не ждите!

Когда Подрезова, сердито хлопнув дверью, ушла из учительской, Марфа Степановна сказала директору:

— Вы оказались правы: нельзя было доверять Майоровой десятый класс, теперь придется нам самим решительным образом вмешаться, пока не поздно, пока совсем не развалился класс.

Николай Сергеевич промолчал. Он и сам уже был близок к тому, чтобы признать ошибку — напрасно доверили десятый класс молодой неопытной учительнице. «В нашем деле эксперименты очень дорого обходятся, — раздумывал он и тут же решил пойти к десятиклассникам, поговорить с ними по душам — так, мол, и так, друзья милые, вы самые старшие в школе, должны быть примером… — Нет, — возразил себе Николай Сергеевич, — нельзя к ним идти, нельзя потому, что если сам директор появляется в классе, значит, волей-неволей он подтверждает, что классный руководитель не годен». А ему хотелось верить, что Майорова справится, ее нужно только где-то поддержать, посоветовать, порой, быть может, сделать вид, будто ее ошибка не замечена. Не о каждой ошибке следует напоминать человеку, не каждая ошибка должна становиться предметом обсуждения.

В учительскую вошла Валентина.

— Что там опять произошло в вашем классе? — обратилась к ней Марфа Степановна.

Пряча в портфель тетради, она тихо ответила:

— Вы, наверное, уже знаете.

— Да, знаем, — сухо подтвердила завуч. — И мы крайне удивлены, вы оправдываете учеников, поощряете хулиганские выходки.

Валентина удивленно взглянула на Марфу Степановну. Какие хулиганские выходки? Она уже выяснила, что стряслось в классе. На уроке физики Аня Пегова спросила, что такое квантовая теория. Вместо того чтобы объяснить, учительница раскричалась. «Зачем же кричать, Серафима Владимировна, если не знаете, никто вас не осуждает за это», — сказала ученица. Разгневанная Подрезова тут же потребовала, чтобы Пегова вышла из класса. Девушка не подчинилась, и тогда Серафима Владимировна ушла сама.

— Дожили, уроки срывают. А дальше что? — наступала завуч.

— Не знаю, что будет дальше, но в данном случае Пегова не виновата, — не сдавалась Валентина. — Ученики могут спросить на уроке о чем угодно, они народ любознательный. Учитель не возмущаться должен этой любознательностью, а поощрять, развивать ее.

— Правильно, Валентина Петровна, именно развивать! — подал голос вошедший Василий Васильевич. — Молодцы ребята! Сельские школьники интересуются квантовой теорией — это здорово!

— Помолчите, товарищ Борисов, — попыталась остановить его завуч.

— Если говорить о сорванном уроке, — продолжал он, — то не Майорова виновата, не ученица Пегова, а сама Подрезова. У хорошего учителя уроки не срывают, хороший учитель не бежит из класса.

Валентина благодарно взглянула на Василия Васильевича.

Как на грех, Лили дома не оказалось. На столе лежала записка: «Уехала за книгами. Завтра вернусь. Не грусти. Целую. Л.» Какая досада! Валентине хотелось рассказать подруге о неприятном происшествии в десятом классе. «Лиля, конечно, была бы на ее стороне, тоже оправдала бы Аню Пегову.

Если бы приехал Игорь… Едва ли. У него свои дела, свои уроки и, быть может, свои неприятности. А что, если позвонить в Шафраново? У них в школе есть телефон… Да, но по телефону обо всем не расскажешь. А не отправиться ли самой к нему? Это можно! Наверняка попадется попутная машина, а назад Игорь привезет ее на мотоцикле. Валентина заперла избу на замок, сунула на всякий случай ключ в условное место и отправилась к мосту, на шафрановский проселок. Там она встретила виновницу нынешних волнений Аню Пегову, катавшуюся на велосипеде, и подумала: «Набедокурила, урок сорвала — и головушка не болит…»

Перед мостом девушка не притормозила и, видимо, хотела на небольшой скорости проехать мимо, но Валентина остановила ее:

— Катаетесь, Аня?

— Как видите… Может быть, и вы желаете? Или не умеете? — с легкой задоринкой спросила ученица.

— Не хитрое дело.

Аня Пегова улыбнулась.

— Мне кажется, наоборот — велосипед самая сложная машина в мире. Шутка ли — человек мчится на двух колесах и не падает. Это же чудо! Хотя чудо объясняется простым законом физики…

— Я вижу, Аня, вы очень увлекаетесь физикой.

— Ой, что вы, терпеть не могу, — отмахнулась Пегова. — Физика — самая скучная наука, законы, формулы, и ничего для души. Я на стороне лириков.