Фазиль Искандер - Паром

Самой природе перегрузки
Не по плечу мильоны лет.
В прекрасной мантии моллюска
Жемчужин не было и нет.

…А он влюбился, бедный малый,
Не понимая ничего.
Простим, простим, простим, пожалуй.
Ошибку дивную его!

В прекрасном, сумрачном краю
Я юмору учил змею.

Оскалит зубки змейка.
Не улыбнись посмей-ка!

Но вот змеиный юмор:
Я всхохотнул и умер.

Сказали ангелы в раю:
— Ты юмору учил змею,

Забыв завет известный,
Вовеки несовместны
Змея и юмор…

— Но люди — те же змеи! —
Вскричал я. — Даже злее!

…И вдруг зажегся странный свет.
Передо мной сквозь бездну лет

В дубовой, низкой зале
Свифт с Гоголем стояли.

Я сжал от боли пальцы:
— Великие страдальцы.

Всех лилипутов злоба
Вас довела до гроба.

— Учи! — кивнули оба.
и растворились в дымке,
Как на поблекшем снимке.

Я пробудился. Среди книг,
Упав лицом на черновик,

Я спал за письменным столом
Не в силах совладать со злом.

Звенел за стенкой щебет дочки.
Но властно призывали строчки:

В прекрасном, сумрачном краю
Я юмору учил змею…

Не именины и не елки.
Не лимонадные иголки.
Не сами по себе, не в лоб.
Но детства сладостный захлеб.
Но тайно льющийся из щелки.
Куда прильнули наши челки.
Грядущей жизни праздник долгий.
Его предчувствия озноб.
Порой не так ли — кто ответит? —
В глазах у мудрых стариков
Грядущей жизни праздник светит,
Иль близость кроткий взор приветит
Не смерти, что любого метит, —
Освобожденья от оков.

Что сулят нам в грядущем созвездия.
Что гадалки, что кошки, что сны?
Суеверие — призрак возмездия
Затаенного чувства вины.

Бога нет. Но во тьме бездорожия
Много странных и страшных примет.
Суеверие — вера безбожия.
То-то боязно! Бога-то нет.

Расплывчатый образ времени
Внезапно щемяще и четко
Качнулся над старой кофейней
Поверх поседелых голов.

Где форварды моей юности,
Перебирая четки,
Перебирают возможности
Своих незабитых голов.

Когда в толпе с умершим другом
Лицо подобьем обожжет,
С каким блаженством и испугом
В груди сожмет и разожмет!

Пусть для тебя еще не вечер.
Но кажется, далекий миг
Втолкнул и вытолкнул до встречи
Космической ошибки сдвиг.

Так на вершине поднебесной
Альпийским холодом дыша.
Почти внезапно бездну с бездной.
Пьянея, путает душа.

Как дети в радостную воду.
Она кидается в обрыв,
Как бы вселенскую свободу
Еще в земной предощутив!

Сей человек откуда?
Познать — не труд.
Похожий на верблюда
Пьет, как верблюд.

Похожий на оленя
Летать горазд.
Похожий на тюленя
Лежит, как пласт.

Что толку бедолагу
Жалеть до слез?
Похожий на конягу
И тянет воз.

В броню, как черепаха,
Одет иной.
Переверни — от страха
Замрет герой.

А тот стучит, как дятел,
В кругу родни.
Держу пари, что спятил
От стукотни.

Качается головка,
Цветут глаза.
Не говори: — Плутовка.
Скажи: — Гюрза!

Похожий на совенка
Возлюбит мрак.
Похожий на ребенка —
Мудрец, чудак.

Похожий на барана —
Баран и есть!
Похожий на тирана
Барана съест.

И в ярости пророка
Жив носорог.
Когда коротконого
Мчит без дорог.

Я думаю — живущий
Несет с собой
Из жизни предыдущей
Жест видовой.

Остаточного скотства,
Увы, черты.
Но также благородства
И чистоты.

Забавно это чудо —
И смех и грех.
И страшен лишь Иуда:
Похож на всех.

День, угасая на лету.
Там на закате колобродит.
И горизонт свою черту.
Еще условную, проводит.

Не потому ли дарит ночь
Живому мудрая природа,
Чтобы, привыкнув, превозмочь
Мрак окончательный ухода?

Так друга кроткая рука,
Встречая нас в родном предместье.
Как бы смягчив издалека
Готовит к неизбежной вести.

Что смерти черный монумент?
Единство времени и места.
Но грусти мягкий аргумент
Сильней нелепого протеста.

Покуда эта грусть свежа,
В огнях столиц и в захолустье —
Мы живы. Мертвая душа
Не ведает вечерней грусти.

И потому в закатный час
Не обо мне грусти и майся,
О жизни, разлучившей нас,
Грусти. И грусти не пугайся.

Вдали от гор давно закисли:
Размер, стопа.
Вверх по тропе в первичном смысле
Ступи, стопа.

Вокруг армянские нагорья.
Легко, светло.
Здесь некогда плескалось море.
Но истекло.

Бог на людей за жизнь без веры,
За грех по гроб
(Не половинчатые меры)
Низверг потоп.

Да сгинет лживое, гнилое.
Пустой народ!
Дабы от праведника Ноя
Пошел приплод.

О Арарат над облаками.
Когда б не ты.
Еще бы плавал Ной над нами.
Ковчег, скоты.

Еще бы плыл и плыл над нами
Сквозь хлябь времен.
И над ревущими волнами
Архангел-слон.

Он протрубил у Арарата:
— Я вижу брег!
Но оказалось, рановато
Приплыл ковчег.

И сын, возмездию не внемля
(Не Сим, но Хам),
Привнес на вымытую землю
Родной бедлам.

Мелькали царства, книги, числа…
Кумирни зла.
Как бы в огонь — вовек и присно!
Как бы дотла!

Что человек для человека?
О Арарат!
Из всех, кого вспоило млеко,
Он виноват.

Он совесть заменил насущным:
Вперед! Вперед!
Как будто совесть сам в грядущем
Изобретет.

Ракеты, космос, книги, числа.
Плоды ума.
Ветхозаветная зависла
Над нами тьма.

Покуда в атомном дымище
Мир не усоп,
Вода, по крайней мере, чище,
Я за потоп.

И если дело до ковчега
Дойдет, как встарь,
На борт — не стоит человека.
Такая тварь!

Мы это чувствуем боками
Своей тщеты.
О Арарат над облаками.
Когда б не ты!

С грехом и горем пополам.
Врубаясь в горную породу,
Гегард, тяжелоплечий храм.
Что дал армянскому народу?