Муса Магомедов - В теснинах гор: Повести

— Сколько всего — не знаю, но двадцать тысяч кашеваров, это точно.

— Как! — воскликнул шах. — А сколько же тогда кавалеристов у вас?

— Сколько всего — не знаю, двадцать тысяч кузнецов!

— А сколько пешего войска?

— Сколько пешего войска — не знаю, но в войске двадцать тысяч сапожников, — ответил Магдилав.

Услышав такой ответ, шах вскочил: «Лжешь! Не может этого быть!» — кричал он, но в душе встревожился. «Неужели правду говорит этот великан?» — спрашивал он у своих советников. В самом деле у горцев Дагестана было двадцать тысяч войска, об этом потом узнали персы. Только каждый из воинов был брадобреем и кашеваром, кузнецом и кавалеристом, сапожником и пехотинцем.

«Хитрые, шайтаны, — бесновался Лютф–Али–хан, — а великан этот хитростью подобен коршуну. Взлетает на сером коне в самый неожиданный момент, и мои воины прячутся, как голуби. Жаль, что тогда не выколол шах глаза ему». Не знал хан, что на теле Магдилава столько ран, что не сосчитать. Бывало, ударом шашки оторвет кусок от своей черкески и сунет в рану, чтобы кровь остановилась, а сам снова, как барс, кинется на врагов.

Нередко в самый разгар битвы отступал он со своим отрядом, заманивая врагов за собой. И тут со склонов гор с шумом и треском на персов сыпались камни, бревна, мешки, наполненные камешками, золой, чугунные казаны, словом все, что попадалось под руку.

Приходя в безопасное место, знахари обрабатывали раны Магдилава и его воинов. Тяжело раненных увозили за перевал, а трупы тех, кого удалось вынести с поля боя, уносили хоронить. Ни минуты покоя не знал Магдилав и его друзья. Перевязав раны, они опять готовились к новому рывку, скалолазы всю ночь — при лунном свете и без света — лазили по отвесным скалам, укрепляли каменные капканы, собирали камни. Им помогали старики, женщины и дети. Они таскали плетеные корзины, приносили из аулов продовольствие для бойцов, целебпые травы для ран, сено для коней. Положение войска шаха с каждым днем ухудшалось, на третий день начали резать коней — не хватало продовольствия, а дороги к аулам были отрезаны для персов, на страже стояли все — женщины вместе с мужчинами нападали на врагов, забрасывали камнями, стреляли из‑за деревьев, из‑за скал, кустов.

Горянки рвались в бой. Они приходили в лагерь Магдилава и просили его взять их в отряд. Магдилав уговоривал, гнал их прочь, но они кричали: «Зачем нам жить без мужей, отцов и братьев», и не возвращались домой.

На пятый день боя шел проливной холодный дождь, по склонам гор к ущелью устремились ледяные ручьи. Измученные бессонными ночами, голодом и внезапными ударами горцев, войска шаха совсем пали духом. А горцы, собрав в три здоровенные кулака свои силы, — с трех сторон ударили по (врагу; казалось, бурлила и кипела Аймакинская теснина.

В бою пал сам Лютф–Али–хан, много воинов его погибло, и тогда солдаты шаха в панике бросились врассыпную, но везде их настигала пуля или шашка горца. Лишь одному отряду в несколько сот человек удалось пробиться к Авар–Койсу. Враги бросились в воду, и многие там нашли свою смерть. И тогда Магдилав увидел, что хваленое двадцатитысячное вражеское войско разбито. И сам он с сотней воинов поспешил в Турутлн. Гонец привез из крепости тревожные вести. Крепость осаждена, и вот уже десятый день идут ожесточенные бои. Один воин, которому удалось чудом спастись, рассказал посланнику Магдилава, что силы в крепости на исходе, сыновья Исилава воюют, как тигры, но у них иссякает порох, не успевают хоронить погибших и крепость вот–вот падет.

Магдилав потерял покой, ушла радость победы над Лютф–Али–хансм. Преодолевая хребты, ущелья, спешил он на помощь сыновьям Исилава, позабыв о своих оанах, из которых еще сочилась кровь.

Турутли был чуть в стороне от дороги к Андалал, и Надиршах понимал, какое значение имеет эта природная, да и к тому же укрепленная горцами крепость, которая стояла как бы в самом сердце Дагестана. Здесь останавливались послы–уцумы Кайтакского, ханы Казикумуха и Аварии, в этой крепости проводили совещания между представителями этих владений, и потому все способствовало укреплению Турутли. В крепости жили разные народы Дагестана, большинство которых связывали родственные узы. Дочь аварца была замужем за даргинцем, а лачка за аварцем — так что все турутлинцы так или иначе доводились друг другу родственниками и горе, и радость делили поровну, жили как одна семья. Когда Исилав был жив, он считался как бы старостой крепости — добрый, умный по своей натуре, с щедрой душой, он все дела вершил джамаатом — общим советом старейших. Здесь не прощали друг другу нарушения обычаев предков, законов общества Турутли — если кто‑то посмел украсть что‑либо — отрезали ему руку, оскорбителя женщин жестоко наказывали. Тут была своя тюрьма, земляной ров, где держали виновников по нескольку суток. А тех, кто совершал тяжкие преступления, выгопяли из крепости, и не было большего позора члену общества.

Общего врага турутлинцы встретили дружно. Умирали один за всех, все за одного. После смерти Исилава во главе крепости стал старший сын умершего — Мурад–бек. Был он также добр, храбр, как его отец.

Стотысячное войско направил шах на Аварию в сторону Андалалских гор — страну Чоха, Согратли, Мегеб и Обох. Ведь отсюда открывался путь к Авар–Койсу, а там и к хунзахскому Нуцалу рукой подать. Тысячное войско окружило Турутли, отрезало все дороги, ведущие в крепость через перевал. День и ночь враги зорко следили за дорогами к Андалалским горам.

Не успели в тот день пастухи угнать стадо коров на пастбище, еще не улеглась пыль, поднятая им, как прискакал подпасок — мальчик лет десяти. Он кричал, плакал, показывал на дорогу — все увидели, как из‑под деревьев по лощине, ведущей к крепости, показались всадники — их было так много, что, казалось, налетела саранча. В крепости забили боевую тревогу, люди выскакивали с оружием в руках из домов, собирались к воротам, а Мурад–бек приказал запереть ворота и готовиться к бою. Подпасок сообщил, что враги убили пастуха, взяли в плен женщин, которые шли с кувшинами от родника, что на крепость движется уйма верховых и пеших шайтанов.

— Беречь пули, порох, хлеб и воду, — приказал Мурад–бек. Он понимал, что только с северной стороны можно было подступать к крепости. С востока, запада и юга она была надежно защищена неприступными скалами, спускающимися к бурным рекам.

Всю ночь не прекращался натиск врагов, они упорно лезли по высоким стенам и каждый раз получали достойный отпор.

В Турутли было около шестисот воинов, среди которых почти сто женщин. Но и женщины воевали не хуже мужчин. Мурад–бек на коне объезжал своих воинов, смотрел, как построена оборона, вдохновлял их, отдавал распоряжения. Персы стреляли по стенам, по воротам, старались попасть в отверстия, откуда турутлинцы наносили им удары–выстрелы, но пока было все впустую, вражеские пули очень редко достигали цели. За сутки у турутлинцев насчитывалось лишь девять убитых, тогда как у стен крепости легли сотни убитых солдат врага.