Муса Магомедов - В теснинах гор: Повести

Неделю продолжался штурм врага, но пока не причинил он заметного ущерба стенам крепости. И тогда персы предприняли попытку пробраться к крепости через непроходимые скалы с юга. Лучшие скалолазы пошли в обход, но и там их настигали пули турутлинцев, я, сорвавшись со скал, падали персы в бурные волны Койсу. А турутлинцы ухитрялись временами, используя замешательство врага, организовывать вылазку наружу и наносить врагу молниеносные удары.

Однажды осажденные выпустили двух ослов, навьюченных корзинами, полными золой. Под хвост животным привязали колючки, ослы от уколов колючек помчались бешеным галопом, а зола из корзин сыпалась так, что поднялись тучи черной пыли. Враги пустились бежать, кони испуганно шарахались, а горцы, выскочив вслед за ослами, без пощады рубили врага шашками.

Осажденным приходилось нелегко: не хватало воды и для питья, и для замеса теста, и для приготовления пороха. Стояла удушливая жара, дождей почти не было, начались болезни.

Тайпус не знала ни сна, ни минуты покоя, то воевала вместе с братьями, то помогала раненым. На седьмой день осады ранили в грудь ее самого любимого брата — Джабраила. Тайпус положила на его рану целебные травы, перевязала ее, а утолить жажду умирающего не могла. Она металась по комнате, кусала губы, молила у Аллаха дождя, а дождя не было, и тогда, совсем отчаявшись, взяла девушка кувшин, лом и лопату, и тихонько подползла к стене крепости. Там, за стеной, она знала, начинается мелкий, густой кустарник, а за ним — рукой подать до источника, холодного, сладкого. Правда, спуск крутой, ну да ничего, она сумеет его одолеть. И Тайпус решилась. Тихонько начала копать землю, потом ломом сняла камень. Казалось, прошла целая вечность, пока к полуночи в стене не образовался узкий, еле заметный лаз. Змеей проскользнула Тайпус через отверстие и очутилась снаружи. Прислушалась. Тихо, только ветер играет листочками деревьев. «Аллах, помоги», — прошептали похолодевшие губы, и девушка легко и быстро направилась к кустарнику. Медный кувшин она крепко привязала к спине — начинался крутой спуск, но она знала его как свои пять пальцев и двигалась совсем бесшумно, как маленький перепуганный зверек. Вот, наконец, совсем рядом послышалось негромкое журчание воды. Прямо из скалы бежала тоненькая струйка. Тайпус приникла к ней своими пересохшими губами, глотнула благодатную влагу, потом подставила кувшин. Она напряженно прислушивалась ко всем звукам ночи, но, казалось, кроме серебристого журчания воды, ничто не нарушало тишину. И когда Тайпус уже совсем успокоилась, чьи‑то крепкие руки схватили ее хрупкие плечи, чье‑то лицо приблизилось к ее лицу.

Дрогнуло сердце девушки, будто в тихом лесу вдруг дунул прохладный ветер, заставляя трепетать листья. Она отвела глаза — до того прекрасен был тот, кто тоже, не скрывая восхищения, рассматривал ее при бледном свете луны. А ей чудилось, будто с неба слетел сам Малаик — ангел красоты. Черные густые брови, казалось, никогда не хмурились, ясные глаза, в которых горели два солнца. Нет, прекраснее этого юноши не встречала Тайпус. А он смотрел на нее так открыто, столько нежности было в его взгляде.

— Иди, красавица, и не бойся меня, — сказал он наконец на ломаном аварском языке, — братья твои заждались тебя. — Он помог ей подняться на скалу, подал кувшин. — Как ты прекрасна, я было подумал, что это гурия небесная привиделась мне! Приходи завтра ночью, я буду ждать тебя! — И тут же исчез среди кустов.

Тайпус как во сне добралась до стены, вынула камень, пролезла, камень положила на место, чтобы скрыть свой лаз. И когда очутилась у дома, вздохнула глубоко и радостно. «Кто он? Что со мной? Как он смотрел на меня! За ним бы я пошла на край света!» — вот какие мысли бродили в ее голове.

Улыбаясь про себя, опьяненная этими мыслями, спешила она с кувшином воды к брату. Тайпус напоила и Джабраила, и других раненых, и когда спрашивали ее: «Откуда такая сладкая вода?» — отвечала лукаво: «Аллах дал». А сама ходила так легко, как во сне, не чувствуя запаха пороха, не слыша стонов раненых, свиста пуль. Казалось, опять пришла для нее благоуханная весна. На исхудавших, хмурых лицах братьев видела она улыбку, в черном от дыма небе — солнышко. Она полюбила незнакомца, и сама этому удивлялась и просила пули, летевшие в сторону врага: «Не убейте его, он мой, он явился с неба для меня посланником Аллаха!» Ее глаза искали его среди осаждавших. И сердце ее билось трепетно и тревожно. «Что со мной?» — временами думала она. А как же Магдилав? Ведь он тоже казался ей любимым. Да, только казался. Впервые увидела она его во дворце Нуцала, он показался ей таким сильным, красивым. Его образ носила она в сердце, о нем слагала песни. Как плакала она, когда дошли слухи, что враги убили ее багадура. И вдруг он явился, будто с того света, без ушей и носа, изувеченный на всю жизнь. Как стонала и плакала ее любовь, а потом улетела из сердца, оставиз в нем только жалость.

А вот увидела в один миг, среди темной ночи того, из лагеря врагов, и сердце не повиновалось ей. Ее охватил огонь любви. «А может, это ангел: Аллах хотел испытать мое терпение?» — спрашивала она себя. Ей казалось, что уже встречала его где‑то, когда‑то, в мечтах, во сие. Именно таким; как он улыбался, как он говорил: «Не гурия ли с неба спустилась?» Будто и он искал ее всю жизнь. Он не схватил ее и не увел рабыней, а помог подняться через скалу, подал кувшин. И просил, чтоб еще приходила. Может, он следил за ней, хотел обмануть, проникнуть в крепость? Мысли роились в голове Тайпус, как пчелы, она бежала к стенам крепости, оттуда к раненым, и мысли неотступно бежали за ней. Перед глазами стоял он, с черными бровями, черными глазами, прекрасным лицом, таким юным, с таким ангельским взглядом. «О великий Аллах! Что со мной?» — кричала ее душа. День показался ей сегодня длинным, как год, как ждала она наступления ночи. «Что с тобой, Тайпус?» — спрашивали женщины, братья, раненый Джабраил. Уж не сходит ли Тайпус с ума. Все может быть.

Ночью Тайпус опять взяла кувшин и отправилась к роднику. Никто не знал в крепости куда она идет. Вот спуск, слышно, как капает вода. Как она дрожала, когда ставила кувшин. Ее слух ловил каждый шорох в кустах и вдруг вздрогнула: раздвинув кусты, появился он, опять она увидела его лицо.

— Ты появилась, гурия? — спросил он. — Я никогда не боялся смерти, а сегодня просил Аллаха оставить меня в живых, чтобы увидеть тебя хоть раз. Я всю жизнь искал тебя, искал в Иране, в аулах...

— В тех, что вы разрушили?

— Да, Надиршах разрушает аулы, убивает людей, он хочет покорить мир, но Аллах свидетель, я покорен только тобой, я готов умереть за тебя.

— Ты же не знаешь меня…

— Я вижу тебя, твои глаза, я слышу твой голос, все, все говорит мне, я больше ничего не хочу знать. Клянусь Аллахом, ничего — ни богатство отца, ни славу не надо мне, лишь бы увидеть твою улыбку, услышать твой голос. Видел я красивых и стройных девушек и в Иране, и в Индии, и в Средней Азии, но никто не пленил мое сердце, никто не владел мною. Только ты моя повелительница. Не знаю, к беде ли, к счастью ли — я встретил тебя.