Глеб Алёхин - Тайна дразнит разум

На столе лежал молоток. По краям гроба торчали незабитые гвозди. План родился молниеносно. Леша взял молоток и нарочно с досадой, выкрикнул:

— Давай присадим крышку! Пусть староста покряхтит!

— Не шуми! Успокойся! — осадила Люба. — Что за ребячество?!

— Все равно! — Леша поочередно забил четыре гвоздя и тихо спросил посуровевшую девушку: — Ты знаешь, какой здесь непогребенный мертвец?

— Неужели он? — удивилась Люба и хотела подойти к гробу.

Но Леша остановил ее:

— Не подходи! Он с наганом!

— Задохнется же!

— Да нет, гроб со щелями. Видать, наспех сколочен…

— Все же хитро!

— Наверняка Рысья проделка! — Леша направился к выходу: — Я за Воркуном.

…Из больницы Иван Матвеевич вышел мрачным. Ланская опять потеряла сознание. Впереди Воркуна бежала Пальма.

Шагая рядом с начальником, Алеша посмотрел в сторону собора и усомнился: «А что, если он удрал, а в гробу настоящий покойник?» Молодой чекист представил картину, как Пронин, Селезнев, Люба и другие сотрудники засмеются: «Отличился новичок — поймал труп!»

В храме Леша с надеждой погладил овчарку. И не ошибся. Она кинулась к столу и зарычала на гроб. Слышно было, как «покойник» зашевелился. Он, видимо, приготовился стрелять.

— Труп-то и вправду живой, — сказал Воркун и осторожно приблизился к столу: — Ну, Зубков, ты вовремя забрался в гроб!

Иван Матвеевич занял безопасную позицию, возле изголовья, и ровным, спокойным голосом произнес:

— Ваша песня спета. Твой шеф Абрам Карлович Вейц в наших руках. А мятеж без главарей не мятеж. Сейчас тебя доставим в чека. И не вздумай играть в молчанку. О тебе все известно. Из склада таскал по гранатке в день. Потом Соленый доставил этот «товар» в магазин Солеваровой…

Воркун прислушался. В гробу было тихо.

— На твоей совести, — продолжал чекист, — твой однопартиец Ерш Анархист. Ты завел его, пьяного, в подвал. Снял шинель и сжег ее в печке: пепел с пуговицами, крючками Капитоновна доставила нам. Да, да, та самая бабка, которая приносила продукты твоей сожительнице. А в Москву тебя сопровождала наша сотрудница. Ты встречался там с патриархом Тихоном. Затем — с сотрудником немецкого посольства. От него привез письмо в Руссу и передал шефу. Как видишь, вполне заработал пулю в лоб. Теперь у тебя единственное спасение — твое участие в раскрытии роговского дела. Ты можешь помочь нам?

— Могу, — глухо, не сразу откликнулся голос из гроба.

По указанию Воркуна Леша подозвал четырех бойцов с винтовками. Они, действуя штыками, вскрыли гроб. Из него поднялся знакомый мужчина с усиками, в черной куртке автомобилиста, в кожаном кепи с длинным козырьком. Он положил на стол наган, гранату и, несмотря на лунное освещение, безошибочно опознал Ивана Матвеевича:

— Я верующий. Можно помолиться?

— Молись. Но недолго.

В светлой половине паперти на деревянном станке стояли на древках иконы, кресты, крылатые херувимы, священные хоругви — все атрибуты для крестного хода. Зубков взял икону на древке, прислонил ее к железной решетке окна и опустился на колени.

Молился недолго, встал энергично и быстро направился к выходу, где его поджидали чоновцы.

Закрывая двери на все запоры, Леша выслушал новое задание. Надо было отнести ключи Ахмедову и снова браться за ключи от магазина Солеваровой…

— Оружие доставь в чека, а ящики набей церковным барахлом, что потяжелее. — Иван Матвеевич нажал на плечо молодого чекиста. — Потом сходи к Рогову и скажи, чтоб он не препятствовал отправке ящиков сюда… в собор. Понял, дружище?

Как не понять?! Значит, Карп вернулся в строй. На днях он признался Алеше, что ему опротивела жизнь альфонса, что он готов повеситься. Выходит, Воркун вовремя протянул ему руку…

Поодаль Воскресенского собора возвышалась белая колокольня. Вейц поднялся на третий ярус, где висели заиндевевшие колокола. Отсюда можно обозреть все три части города.

Щуря глаза от утреннего солнца, он устремил взгляд на дальнюю Вокзальную сторону и над снежными крышами разыскал золотой крест Духовской церкви. Там, вероятно, уже собрались прихожане. Их возглавит поп Жгловский. Свою колонну он приведет сюда с одной целью — прикрыть деревянный мост, который соединял Торговую и Соборную стороны.

Абрам Карлович перевел взгляд на ближнюю Торговую часть. Он быстро нашел Спасо-Преображенский храм. Под стенами монастыря Солеваров примет вторую колонну. Ее задача — заполонить улицу, по которой пойдут красноармейцы, вызванные на помощь.

Эмиссар посмотрел вниз на мост и площадь перед собором, где стояли крестьянские подводы и лошади с деревенской седловкой. Бывшие солдаты и кавалеристы съехались из деревень. Ими будет командовать опытный офицер. Этот ударный отряд, вооруженный винтовками, саблями, гранатами, разгромит чека, трибунал и чоновцев.

Сегодня базарный день — часть конников ударит внезапно с Торговой площади. Вейц бросил взгляд на водокачку, здание угро и Гостиный двор. Возле магазина Солеваровой шла погрузка ящиков с «ценным товаром». Кафедральный собор купил «древние иконы», и сейчас Зубков поможет старосте принять покупки.

Над головой заворковали голуби. Весенняя капель отбивала секунды. Абрам Карлович, как Наполеон перед боем, взглянул на карманные часы. Все идет по плану. Стратег спокойно перевел взгляд на берег Перерытицы. Ветвистые ивы прикрывали дом Достоевского. Виднелась лишь серая крыша. Федор Михайлович хорошо научил его понимать человеческую душу, без чего никакая тактика и стратегия не принесут успеха.

Хотелось взять веревку с узлом и раскачать язык колокола. Пусть старорусский перезвон войдет в историю. И пусть Курт Шарф поймет, что церковная стратегия пригодна для любой нации. Отлично сказал Зубков: «Русский с двумя „С“ — Самый Совершенный представитель человеческого рода!» Иван Зубков такой же националист, как и Курт Шарф!

Абрам Карлович обошел парапет колокольни. Со всех сторон города стекались верующие: по Красному берегу шла колонна Жгловского; Торговую площадь пересекла толпа мирян во главе с Солеваровым, — по всем улицам шли люди в одном направлении…

А вот и подводы остановились перед Воскресенским собором. Сейчас Зубков примет оружие, раздаст его единоверцам и выставит в окне храма крест — подаст сигнал готовности…

Вейц увидел за оконной решеткой икону и протер глаза:

— Неужели перепутал?!

Нет, кадровый офицер не перепутает. Что-то случилось! Была договоренность, что «икона в окне» послужит сигналом провала основной операции.

Он спустился на вторую площадку и осторожно выглянул в пролет. Возле углового дома притулился Сеня Селезнев. Он смотрел на колокольню. Все ясно!