Борис Порфирьев - Костер на льду (повесть и рассказы)

— Ну, нельзя же так!— взмолился я.— У меня сроч­ный разговор.

Но девушка была упряма и не пустила меня, пока не наговорилась вдоволь. Доставая из сумочки пудру, она обругала меня нахалом, а я, дрожащими от волне­ния пальцами тыкаясь в холодный металл, опустил монету, набрал номер справочного бюро и услышал в ответ прерывистые гудки. Когда мне назвали номер аэродрома, меня уже торопил дядька в серой шляпе. Аэродром был занят... В общем, я разговаривал при от­крытой настежь дверце под громкую ругань скопившей­ся очереди. Оказалось, что я находился в двух шагах от остановки автобуса. Я выскочил из кабины и, расталки­вая толпу, бросился из универмага. На часы я уже боялся смотреть. Недалеко от остановки, на которой я стойко дежурил верных полчаса, стояла деревянная диспетчерская, около нее, лузгая семечки, сидели кон­дукторши с сумками через плечо. На мой вопрос одна из них равнодушно кивнула на дряхлый голубой авто­бус, стоявший на выщербленном асфальте, и сказала:

— Сейчас поедем.

Я вскочил на подножку, облюбовал свободное место у окна и вздохнул облегченно. Но успокоился я прежде­временно — автобус еще долго стоял. В ответ на нетер­пеливые возгласы пассажиров девушка, не вставая, крикнула:

— Чего вы торопитесь? Погода-то все равно не­летная.

Сердце мое упало: о погоде я и не подумал! Неуже­ли Лада не прилетит? Неужели все волнения были на­прасны?

Я сидел сгорбившись и не заметил, когда мы трону­лись. Автобус скрипел, раскачивался, остервенело взвизгивал на подъемах. Вода вырывалась из-под его колес. Если бы не беззаботные разговоры пассажиров, я бы совсем отчаялся. Но, прислушиваясь к ним, я на­чал успокаиваться. Оказывается, стоит разойтись ту­чам — самолет примут. Я с надеждой поглядывал в окно. Тучи мне казались не страшными, в их разрывах кое-где просвечивали кусочки голубого неба. Однако, когда мы подъезжали к аэродрому, пошел дождь, круп­ный, косой. Вода пузырилась на асфальте перед дере­вянным павильоном с вывеской «Аэропорт». Под ко­зырьком входа стояли командировочные с пухлыми портфелями и скучно курили. Нерешительно я подошел к окошечку, за которым сидела дежурная.

— Ничего не могу сказать,— произнесла она уста­ло.— Ждали вовремя, но вон как погода испорти­лась.

Я зашел в буфет, удивляясь, как можно спокойно пить вино, вышел обратно, потолкался среди сонных людей, сидящих на скамейках и чемоданах, пробрался к выходу на летное поле. Дождь перестал, и на зеленой траве стояли пилоты и девушки в форме и рассматрива­ли небо. Я облокотился на деревянный барьер и долго смотрел на пилотов, стараясь угадать по их виду, будет самолет или нет. Наконец, мне надоело следить за ними, и я пошел в буфет, купил коммерческую пачку «Беломора» и, вернувшись к палисадничку, закурил. Оказа­лось, что курить здесь нельзя; мне пришлось уйти в цвет­ник. Я уселся на мокрую скамейку и стал рассматривать клумбу. Потом долго еще сидел в зале ожидания, втис­нувшись между спящей женщиной и полным военным с внушительной планкой орденских колодок. Неожидан­но все оживились, заговорили, что прибывает самолет из Свердловска. Я вышел с толпой на улицу. Половина неба все еще была закрыта облаками, но летное поле уже выглядело по-иному: наискось торопливо шагали двое пилотов, бородатый дядька катил поблескивающую се­ребром лесенку с перилами, медленно двигалась авто­цистерна.

В вышине раздался рокот мотора, показался само­лет; рядом со мной заволновались люди с чемоданами, портфелями, букетами цветов.

За свердловским прибыл самолет из Сыктывкара, но о моем дежурная опять ничего не могла сказать. Я ходил курить, возвращался в зал ожидания, снова курил, сно­ва сидел на освободившемся месте. Время от времени я справлялся у дежурной и печально отходил от ее окошка.

И вдруг совсем неожиданно прозвучали ее слова:

— Да что вы? Самолет из Москвы прибыл минут пять назад. Идите скорее, наверное, там уже все разо­шлись.

Этого я не мог себе простить! Так томиться — и прозевать!

Я бросился к выходу.

У барьера, где все время толпился народ, было пусто. Я побежал вокруг павильона к цветнику, у кото­рого останавливался автобус. Он был почти полон. Я заскочил в него и сразу увидел Ладу. Она сидела с краю, а у окна, видимо, занимая мое место, стоял че­модан в полосатом чехле. Расталкивая пассажиров, я с трудом протиснулся к ней и встретился с ее растерян­ным взглядом.

— Саша,— сказала она,— я не виновата. Это все погода.

— Знаю,— сказал я.— Мне уж казалось, ты не при­летишь совсем.

— Нас долго не принимал ваш город. Тебе, навер­ное, об этом сказали?

— Да.

— Я еще удивляюсь, как ты меня встретил. Ты толь­ко приехал?

— Нет,— покачал я головой.

— А я думала, ты потому и опоздал.

— Нет.

Разговор не клеился. А ведь думалось, мы будем говорить, захлебываясь.

Я смущенно покосился на Ладу. Под ее большими глазами синели подглазицы, и вид ее был так беспомо­щен, что мне захотелось взять ее узкие ладони и цело­вать их, и говорить, что все будет хорошо, говорить много, бессвязно. Но слов не находилось. Я нервно те­ребил ручку чемодана, стоящего на моих коленях.

Притронувшись к завернутому в бумагу ядру, кото­рое лежало на чемодане, она спросила:

— Что там у тебя такое тяжелое?

— Ядро.

— Ты, по-моему, только и делаешь, что покупаешь себе разные диски и ядра, —сказала она с нерешитель­ной улыбкой.— Наверное, твой арсенал потянет сейчас на целую тонну.

Она всячески старалась растопить лед молчания, но я не мог поддержать ее и смотрел на мелькавшие за окном березы.

Она тоже замолчала.

А как много нам надо было сказать друг другу! Лада не выдержала первая, она снова шла мне на­встречу:

— Как у тебя? Все благополучно?

— Пока ничего.

— Больше на фронт тебя не отправляют?— спро­сила она, снова с нерешительной улыбкой.

— Нет.

Автобус бросало на ухабах, ядро подпрыгивало на чемодане и глухо стукалось о его крышку.

— Ты сводку читала?— спросил я.

— Да. За чехлом лежит свежая «Правда», можешь достать.

— Я читал.

— Какие чудесные известия!

— Да.

— Вся Москва со дня на день ждет конца войны.

— Да, сейчас уж скоро. Мы опять замолчали.

За окном показались четырехэтажные дома.

— А у вас большой город,— сказала Лада.

— Мы поедем за тридцать километров от него.

— Я знаю... Как с билетами?

— Достанем. В простой день свободно.

— Ты ничего не рассказываешь о себе.

— Ты тоже.

— У меня нет ничего нового.

— Как ты доехала? То есть, долетела?

— Ничего. На поезд невозможно достать билетов. Мне заказали на самолет через институт. Но я ничего не потеряла. Работала эти дни. Отпуск мне оформили с сегодняшнего дня.