Валерий Рогов - Нулевая долгота

«Та-а-к, что же делать?..»

Ветлугин, естественно, догадывался об обстоятельствах жизни Взорова, но в точности ничего не знал и никогда не любопытствовал. Интимное потому и интимное, считал он, что принадлежит только тем, кому принадлежит.

«Только мы сами властны посвящать других в свои обстоятельства», — сказал вслух, думая о своем. Взоров его не посвящал. Он даже не знал, подобно Джону Дарлингтону, что тот разводится, что намерен оставить свой пост, что Ангелина Назарова… что…

Впрочем, многие «что» оставались для Ветлугина неизвестными, но главное он все-таки знал: Федор Андреевич и Лина — нераздельны, по крайней мере для него. Он хорошо понимал — через себя — и чувство Лины к Взорову и ответное чувство Федора Андреевича. Как следовало это назвать? Любовью? Ветлугин боялся этого слова, опять же по собственным причинам. Но он наблюдал, как молодеет, как сияет Федор Андреевич, когда Лина рядом, сколько появляется в нем теплоты, заботливости и даже нежности! И как хорошеет, как расцветает рядом с ним Ангелина Николаевна, в общем-то, совсем не красавица…

Что ж, два человека, думал Ветлугин, нашли друг друга, и можно было бы только радоваться… Это ведь редкость, когда два человека… да, нераздельны! — мужчина и женщина… Только досужие сплетники и заведомо подлые люди могли углядеть в их отношениях… да, в их светлых отношениях нечто предосудительное, любовную интрижку или того хуже — «служебный роман». Нет, ничего подобного не было.

Такой встречи, думал он, все мы ждем… мы ее ищем, надеемся, и если она, т а к а я встреча, случается, то — счастливы! И можем быть счастливы всю жизнь… Да, всю жизнь, как, например, Джон и Эвелин Дарлингтоны. Похоже, именно т а к встретились Федор Взоров и Ангелина Назарова, несмотря на разницу лет, довольно заметную. Но что значит разница лет в зрелом возрасте? Вот именно — в з р е л о м! Да ничто! Дал бы только бог срок для совместной жизни. А им — не дал. Печально, как это печально… И как трагично, особенно для Лины… Неужели классическая формула: любовь есть трагедия? Как все это грустно… как грустно все это!

Ветлугин понимал, что ничем уже не поможешь. Однако чувствовал, что обязан, просто должен довести до сведения в Москве завещание Взорова. Но вот вопрос — кому? Звонить Лине? Или верному помощнику Федора Андреевича Пережигину? Пожалуй, Пережигину, решил он.

От Георгия Семеновича Пережигина, много лет преданного Взорову человека, он узнал подробности «внезапной, скоропостижной…», которые его поразили. Подавленный Георгий Семенович чуть ли не через фразу повторял: «Война настигла… Ах, проклятая, настигла…»

Случилось непредвиденное — был гололед. Целыми днями сияло солнце, снега таяли, сверкали ручьи. К утру все затягивало ледком, а мокрый асфальт превращался в скользкую гладь. Мальчишка-школьник ринулся было через дорогу, но одумался. Резкое торможение, «Волгу» закрутило и грозно стукнуло о бордюр дороги. Так получилось, что Взоров спиной ударился о дверь. И в том самом месте, где торчала железная ручка оконного стекла. Ушиб, и только… Но к полудню почувствовал слабость, легкую лихорадку — не придал значения. Вечером поднялась температура — не хотел вызывать «скорую».

«Сепсис! — зло крикнул Пережигин. — Спасти не удалось».

Ручка пришлась на шрамы вдоль спины. На мелкие шрамики, как цепь островков в океане, о которых он не вспоминал с сорок первого. С ранения: нога беспокоила, спина — никогда. А там, под этими розовыми «островками», почти четыре десятилетия в тканевых капсулах «хранились» кусочки шинели, сгнившие уже, отравительные, и заражение крови началось стремительно. В ночь врачи ничего не поняли, к утру Взоров умер.

«Ах, проклятая, настигла… Война настигла…»

Ветлугин знал, когда был ранен Взоров; знал, что именно тогда погиб «Митя, друг ситный»… Знал, что Федор Андреевич чуть ли не на том самом месте соорудил ограду, холмик с пирамидкой из мрамора. Все это знал точно.

«Ах, горе, ты горе, — вздыхал Георгий Семенович, выслушав «последнюю волю». — Ты сегодня же пришли, обязательно сегодня, — требовал. — Как угодно, а сегодня же. Сложности есть: семья тут, в общем… А Назарову не трожь, никак не трожь! Ее саму спасать нужно…»

…Ребенок родился в мае, сразу после праздников; и мать назвала его Федором.

1987

Ветлугин был взволнован и возмущен. Как, каким образом и почему некто Д. Маркус в Лондоне, в газетке «Кей энд Эйч глоб», так трогательно печется о «трагической» судьбе «талантливого» русского художника Алексея Купреева?!

Вот эта статейка:

«Имя русского художника Алексея Купреева почти никому не известно в Советском Союзе. Только друзья художника высоко ценили его талант. Ему не давали выставляться в Советском Союзе. Его оригинальные полотна, наполненные симфоническим содержанием и глубокими мыслями, не укладывались в прокрустово ложе дозволенного в СССР. Не найдя в себе сил бороться, художник покончил с собой.

Трагическая судьба талантливого русского художника Алексея Купреева бросает мрачный свет на его первую персональную выставку, которая откроется в четверг, 22 июня, на Корнфилд-клоус, 8 (северо-запад, 3), в галерее Стивенса. Особый интерес представляют картины «Озеро Неро», «Закат», «Андроников монастырь». Портрет В. Веньяминовой, который является, пожалуй, единственной работой художника, известной в Советской России, по веским причинам не выставляется.

Всего будет показано 25 работ художника, что позволяют сделать размеры галереи Стивенса. Выставка продлится две недели, после чего часть картин будет продана.

Нас восхищает благородное мужество мистера и миссис Стивенс, которым удалось спасти от забвения талантливые полотна художника после его смерти.

Как я понял из беседы с мистером Стивенсом, известным коллекционером русских икон, Алексей Купреев в последние годы вел подробные записи, объясняющие причины его решения уйти из жизни. С разрешения мистера Стивенса мы намерены опубликовать особенно волнительные страницы печальной исповеди из-за железного занавеса.

Ветлугин знал Купреева. Не очень хорошо и не очень близко, но был наслышан о нем от Кости Баркова, графика, который часто приносил в газету карикатуры. С Барковым они были в давних приятельских отношениях. Ветлугин и сейчас, вспоминая, как бы отчетливо слышал, как большой красивый Барков, возбужденный шампанским, в кафе «Снежинка» громко, никого не смущаясь, во весь свой баритон внушал Купрееву: «Лешка, тебя должны показывать! Ты же настоящий талант!»