Валерий Рогов - Нулевая долгота

«Как это могло случиться, как?!» — подумал Ветлугин. Все ей здесь чуждо. И будто она смотрит на него с легкой укоризной и светлой надеждой. Будто верит, что он совершит добро, что он явился, чтобы спасти ее, вырвать из заточения. И столько в ее глазах спокойной уверенности в том, что не может, не должно восторжествовать зло.

— Садитесь, — услышал Ветлугин жесткое приглашение. Стивенс указывал ему на кресло. — Тонья, где ты? Тут пришел советский журналист! — крикнул он.

Сначала на винтовой лестнице показалась длинная юбка, заметающая скрип ступеней, а затем в просветах ее цветастая кофточка, ее длинные черные волосы.

Она смотрела на Ветлугина враждебно и презрительно, и видно было, что едва скрывает негодование. Конечно, она слышала их разговор.

— А откуда это известно, что он журналист? — Она осталась в отдалении, облокотившись на инкрустированный секретер.

Ветлугин молча достал бумажник, вытащил журналистскую карточку с фотографией и показал Стивенсу. Тому было неприятно: это не в английских манерах. Он мельком взглянул и торопливым движением руки отстранил удостоверение.

Но «Тонья» держалась агрессивно.

— Дайте, — сказала она, направляясь к Ветлугину.

— Не обязательно, — ответил он твердо и положил удостоверение в бумажник.

— А, видно, не с добром явился?

— А разве к добрым людям?

— Отчего же так? — Она обратилась к мужу: — Зачем ты его впустил? Я же тебе говорила, что они явятся.

— Успокойся, Тонья. Он может подумать, что мы боимся.

— Я знаю, что вам есть чего бояться, — вставил Ветлугин.

— Это чего же? — взвилась Антонина. Ветлугин молчал, тяжело и мрачно смотрел на нее. — Вы что, пришли нас запугивать? Не выйдет, товарищ! — кипела она. К Ветлугину она обращалась только по-русски. — Здесь вам не Советский Союз!

— Тонья! — укоризненно произнес Стивенс.

— А почему вы действительно меня боитесь? — спросил Ветлугин.

— Мы вас не боимся, — поспешно сказал Хью Стивенс.

— Мы вас презираем, — зло добавила Антонина.

«Нет, не буду я с ней вступать в перепалку, — решил Ветлугин. — Я пришел не ругаться, а обвинять! А ведь боятся, да как боятся! Вернее, она боится! Значит, я прав! Значит, так и было!»

— Я могу объяснить цель своего прихода?

— Пожалуйста, — холодно предложил Стивенс.

— Вы являетесь обладателями большинства картин Купреева, — спокойно начал Ветлугин. — Я думаю, лучших его картин. Не правда ли, странно, что вы оказались собственниками, можно сказать, всего творчества художника? Как это могло случиться?

Ветлугин сделал паузу и задумчиво посмотрел на Хью Стивенса. Тот потупился.

— Зачем вы явились, Ветлугин? — крикнула Антонина. Продолжала с сарказмом: — Может быть, потребовать возврата картин на горячо любимую Родину? Они же после смерти Купреева принадлежат народу, вашему народному государству. Не удастся! — Самоуверенно добавила: — Безнадежна ваша миссия, Ветлугин.

— Моя миссия не безнадежна, — твердо сказал Ветлугин. — Если бы она была безнадежна, я бы к вам не пришел. Мы располагаем данными, что вы завладели картинами преступным образом.

— Это неправда! — возмутился Стивенс.

— Это правда, — спокойно сказал Ветлугин.

— Я же тебе говорила, что без шантажа не обойдется! — крикнула Антонина.

— Тонья, объясни, как все было, — раздраженно попросил мистер Стивенс. Он уже сердился.

— Я не хочу с ним разговаривать, — возмутилась «Тонья». — Ты посмотри — он же ведет допрос! Разговаривай с ним сам.

Она пересекла комнату и села на диван, закурила. Над ней полулежала обнаженная дева с классическим профилем — из Афродит восемнадцатого века. Сизый дымок потянулся к розоватому пышному телу.

— Моя жена хорошо знала художника Купреева, — с ледяной неприязнью пояснил Хью Стивенс. — Она его посещала в больнице, где его лечили от галлюцинаций. У него была навязчивая идея: он не хотел жить. Тонья, как могла, отговаривала его от рокового шага. Но переубедить Купреева было невозможно. У нас, мистер Ветлугин, — говорил Стивенс назидательно и высокомерно, — между прочим, есть собственноручное завещание художника. В нем он просит мою жену распорядиться картинами по своему усмотрению. Да, должен признаться, — продолжал Стивенс твердо, — потребовалась определенная изворотливость, чтобы вывезти его картины из вашей страны. Но я не вижу в этом ничего незаконного.

Мистер Стивенс был доволен своей речью и, расслабляясь, откинулся на спинку кресла. На его лице окаменело выражение неприступного самодовольства.

«Вот, оказывается, что! — Ветлугин почувствовал, как гнев закипает в нем. — Они и наследники, и спасители! Благородные, честные, чистые! А я им допрос учиняю! Особенно этой…» Он вспомнил, что Джеффри Робинсон ему прямо сказал: Стивенсы заработают на Купрееве тысяч тридцать — сорок!

«Каково, а? Завещание! — возмущенно думал Ветлугин. — А ведь почерк Купреева известен по его записям. Однако стой! — осенило его. — Стивенс искренне верит в то, что сказал! Значит, эта… ему наврала?! И теперь боится, что я знаю то, что было на самом деле? А я ведь действительно знаю!»

— Если существует завещание, — тихо сказал Ветлугин, сдерживая гнев, чтобы не сорваться, не закричать, — то зачем вам было проявлять изворотливость при вывозе картин? Но если оно и существует, то это подделка!..

— Провокация, — мрачно перебила Антонина.

— Нет, миссис Стивенс, это завещание написали вы сами. Оно нужно только вашему мужу. Больше никому. На вашей совести — да есть ли она у вас?! — Ветлугин уже говорил во весь голос, резко, — на вашей совести, — повторил он, — смерть Купреева! Вы убили его! Потому что вы украли его картины! И когда он обнаружил эту кражу, его сердце не выдержало…

— Хью, останови его! — закричала Антонина. Она вскочила с дивана, подбежала. — Останови его! Это провокация!

Но Ветлугин не останавливался. Видно, в его взгляде, обращенном на Стивенса, было столько праведного гнева, что тот замер, не то испуганный, не то желающий дослушать. Он даже не обращал на Антонину внимания.

— Вот портрет женщины, — Ветлугин указал на Вареньку, — которую Купреев бесконечно любил. Художник очень тяжело переживал ее смерть. — Ветлугин помолчал. — У Купреева было больное сердце. Он находился в санатории, когда его посетила ваша нынешняя жена. Он уже чувствовал себя хорошо, и его собирались выписывать. Почитайте еще раз третью тетрадь. И там не галлюцинации описаны, а мучительная, невыносимая тоска по любимой. Разве не так? Кстати говоря, там описан и приезд к нему друга, художника Баркова, — продолжал Ветлугин. — Барков из-за любовной неурядицы попросился пожить на его квартире. Между прочим, ваша нынешняя жена у него на квартире и познакомилась с Купреевым. Почитайте первую тетрадь.