Всеволод Иванов - Кремль. У

П. Лясных гулял со своей женой, они стояли на берегу, он сводил ее в кусты, переспал с ней, они вернулись обратно, и Пицкус быстро побежал, П. Лясных не мог оставить жену, ему скучно здесь, но он выдумал — возможно влюбиться, и тогда человек может жить хорошо, и он должен жить хорошо, и он постоянно выдумывал себе дела, потому что ему было скучно без работы. Он говорил жене, что на Россию надвигаются болота, что Сибирь скоро будет сплошное болото. Жена смотрела ему в рот, ей было холодно, он ее уморил своей специальностью, она хотела домой.

Вавилов слышал его разговор, хотя между ними текла река. П. Лясных тоже подал заявление, спешно женившись для того, чтобы жена М. Колесникова среди всех остальных людей, охваченных жаждой жилищ, дала ему. П. Лясных заикнулся было о «тайных гостях» С. П. Мезенцева, но М. Колесников цыкнул на него, а П. Лясных тупым голосом требовал от М. Колесникова, чтобы тот взял у «пяти-петров» деньги, ему надо жене хоть бы по случаю свадьбы ботинки купить, а то странно — без подарка. Если он имеет силы достать в долг, то надо действовать, и П. Лясных поручит Пицкусу поднажать. Они шли переругиваясь.

Вавилов вошел в храм, им владело опять то чувство страха, которой владело им в Кремле, но выйти он не мог.

Храм был переполнен. Уже с утра церковники разносили слух, что приедет протоиерей Устин и что после того Е. Чаев, секретарь общества будет говорить речь. Вавилов испытывал недовольство тем, что он сейчас может понять, ценно ли это для будущего, то есть потомки будут ли их благодарить за то, что они оставили такую красоту, или будут ругать?

Ему было стыдно, но он вспоминал опять детство и те чувства, которые ему прививал Воспитательный дом. Он даже не мог смотреть на Агафью и думать, что такая красавица воспитана и могла воспитываться там. Она скромно стояла в притворе, здесь стояли почти все, которые ему почудились сегодня в типографии, он так не мог понять, что они там делают, очень у них там хозяйственный вид был.

Она стояла теплая и большая, окруженная друзьями, а у него не друзья, у него странные «четверо думающих», тени Воспитательного дома, ворвавшиеся в его жизнь и наслаждающиеся этим, ибо зачем же он им иначе нужен? Вот и в борьбе за храм он должен действовать осторожно, никаких инструкций даже нет на этот предмет, уже и инструкции ложились ему на голову, он смотрел на церковников, они стояли молча. Служение кончилось. Голые мальчики, он считал в детстве у них носы на лепном потолке, и что надо с ними делать?

Заговорил молодой голос. Агафья стояла довольная, и покорный Гурий за ней, и И. П. Лопта, старичок, притворявшийся потерявшим гордость. Вавилов понял, что боится женщин. Он ушел и у корпуса встретил Клавдию.

Она созналась ему, что довольна своим любопытством, которое удовлетворено, и что им неужели не владеет любопытство, она понимала, что все это глупости и что ей кружку носить глупо, и на нее стали меньше обращать внимания, но она хотела знать, что же произойдет дальше?

Она была довольна своим любопытством и даже тем, что отдала последние червонцы Агафье, она поняла ее, и ей не хотелось к ней возвращаться. Она вся горела, он пошел и яростно удовлетворил ее любопытство, но чтобы она не навязывалась к нему, он отделался испуганными словами. Она ушла и напилась, он направился к своей березе, и с тоской ободрал четвертый сук, и пытался устало понять что-то.

Так ему трудно было, да и к тому же надо было разработать тезисы к предстоящей борьбе за храм Успенья. Он двухэтажный, на бумаге мысли его улаживались легче, он разметил, прочел, но было даже самому не ясно, как же можно было так разметить. Он возмущался своей бестолковостью, он поискал инструкции, перерыл кипу союзных газет: все писали, что сделали то-то и то-то, но как поступать со старинными храмами — неизвестно. И вообще в газетах уже результаты, и видно, как люди захлебываются от удовольствия, а у меня еще суки;´… и тяжесть непосильная.

Вдоль леса расположился цыганский табор. Цыгане спускались с вершины Рог-Наволог и остановились только потому, что, во-первых, их желал видеть С. П. Мезенцев, который имел к ним предложение, а об их приезде должен был ему сказать А. Сабанеев, которым он должен был сдать медведей, потому что он оказался глупым мальчишкой, жил в Кремле, никуда не шел и все, что зарабатывал выкаткой бревен на берег, скармливал на медведей, он жил у сторожа все у тех же огородов, и сторож жаловался на него, что и спит плохо, и денег не платит.

Цыгане желали только одного, чтобы получить медведей, и желание, высказанное им о встрече с С. П. Мезенцевым, заинтересовало их, и они остановились на берегу у опушки втайне. В то время как они раскладывали табор, С. П. Мезенцев был доволен своей выдумкой и тем, что приехали цыгане. Он пытался усмирить Колесникова, но он пожелал пойти цыганим навстречу.

— Безрассудно, — говорил Колесникову С. П. Мезенцев.

Но он скоро понял, что М. Колесников жаждет мести. П. Лясных требует от него денег, и ему стыдно.

Он еще раз пошел во двор к «петрам», увидел, что во дворе бегает ребенок, его возмущало крепкое хозяйство, а каких-то сорок рублей не хотят отдать, и возмущало то, что он боялся, не проболтали ли те что-либо Зинаиде.

Он смотрел долго на мальчонку, затем пришел к С. П. Мезенцеву и отказался пойти с ними в табор. С. П. Мезенцев был возмущен.

Милитон Колесников пошел на луг, где, пася своего коня, грустно спал Измаил. Он выкрал коня, подъехал к дому «петров», уронил плеть и попросил мальчишку поднять ее, и тот поднял и отдал ему. М. Колесников вдруг наклонился, и поднял его за шиворот, и положил поперек, и поскакал, и все видели, как он скачет. Он окрасил коня в белый и черный цвет. Одна половина видевших говорила, что он на белом коне, а вторая — на черном.

С. П. Мезенцев, которого он догнал шагающим по шоссе, удивился, увидев и коня и ребенка. М. Колесников объяснил, что сделал это с целью мести, и что С. П. Мезенцев должен его подержать у цыган, и что цыгане должны согласиться.

Мальчишка был чрезвычайно всем этим заинтересован, он с удовольствием ехал на крашеном коне. М. Колесников был тоже доволен выдумкой, которую он соорудил из рассказов О. Пицкуса. С. П. Мезенцев сказал, что можно самую оригинальную выдумку испортить с такими дураками. Шоссе спускалось под гору. Они вышли к табору. Их окружили цыгане. Цыганам было скучно кочевать, потому что их усиленно ловили и сажали на оседлую жизнь. Им нравилось переезжать с места на место, и ловить ярмарки, и гадать, и вообще жить моментом, почему человек не может иметь передвижную дачу? Они довольны были, что А. Сабанеев предложил им хлебное дело, хоть сам не пришел.

С. П. Мезенцев задумчиво сказал, что приезд их надо бы отмечать в рике или в соответствующем учреждении, а они не отметили. Цыгане увидели в этом ловушку. С. П. Мезенцев сказал, что у него есть дело секретное.