Юрий Либединский - Зарево

— Очень рад, что встретил вас, Александр Елизбарович, — я не переврал ваше отчество? Через два часа мне нужно быть в Ботаническом саду, а как туда пройти, не совсем представляю. А спрашивать у незнакомых не хочется.

— Я с охотой провожу вас, — сказал Александр.

Некоторое время Константин, держа под руку Сашу, молчал, словно раздумывал о чем-то. Потом сказал:

— Толчея увеличивает жару… Может, сойдем в этот садик? — и кивнул на пышную, по-летнему темную зелень Александровского сада, примыкающего к Головинскому проспекту. Там было тенисто и прохладно.

Они спустились несколько ниже и сели на никем не занятую скамейку.

Откуда-то снизу доносились музыка, смех, какие-то возгласы. Саша сказал прерывающимся от волнения голосом:

— До нашей встречи в духане я думал так: стремление к тому, чтобы люди во всем соглашались друг с другом, всегда похвально. Оказывается, нет, не всегда…

— Нет, не всегда, — серьезно ответил Константин.

Некоторое время он молчал, потом спросил:

— Вам хотелось бы по-настоящему разобраться в этом вопросе?

— Да, да! — горячо ответил Саша.

Константин посмотрел своим особенным, быстрым, как бы взвешивающим, требовательным и ласковым взглядом на Сашу и сказал:

— Сегодня в Ботаническом саду состоится сходка, там пойдет разговор о том, что вас интересует. Хотите пойти со мной?

Саша кивнул головой.

— Очень хочется, — ответил он. — Давид там тоже будет?

— Он-то обязательно будет! Вообще вы там встретите многих ваших учеников.

— А почему они вас поставили в такое положение, что вам самому надо искать дорогу в Ботанический сад?

Константин засмеялся — в Сашином голосе слышен был упрек, забавный и строгий, — и ответил:

— В этом никто не виноват. Мы заранее обо всем условились, и Лена Саакян, которую вы знаете, должна была сегодня встретить меня у ворот Кукийского кладбища, там поблизости я ночевал. Это место мы считали одним из наиболее безопасных. Но вчера в час ночи на квартиру, где я ночевал, нагрянули с обыском. Я едва успел выскочить в окно.

— А где вы провели все это время? — спросил Александр.

— Гулял, — со смешком ответил Константин. — Вышел на шоссе и потом все вверх, все выше. Видел, как солнце всходит над Тифлисом и город, похоже, улыбается всеми своими стенами и кровлями. И представьте, кого я встретил на шоссе! Тех самых рачинцев, с которыми мы обменивались тостами в духане. Там они чинят шоссе. И обрадовались мне, как будто я сошел с неба. Угостили завтраком — сыром, луком и лепешками — да еще поднесли чарочку своего деревенского вина. Кое-что рассказали о своем житье-бытье. Они хизаны, — вам знакомо это слово?

— Слово грузинское, но смысл его не совсем понятен мне: нашедшие кров, приютившиеся…

Константин поглядел на Александра, покачал головой, вздохнул… Это было явное осуждение, и Александр покраснел.

Он хотел что-то сказать Константину, может быть возразить. Но тут вдруг увидел сестру свою Нателу, которая, задумавшись, шла откуда-то снизу.

— Одну минуту… — сказал Александр и подошел к ней. — Почему ты здесь? — резко спросил он ее.

Ласковое приветствие застыло на ее губах, кровь прихлынула к смуглым щекам.

— А что я сделала, что ты так грубо со мной говоришь?

— И ты меня еще упрекаешь в грубости? А почему ты покраснела? Зачем ты здесь, в саду?

— Саша, не нужно так кричать, ведь на нас внимание обращают… Разве ты не знаешь, где живут Беришвили? Я была у Марико. От них через сад прямая дорога.

— Марико… — еще сердито, но несколько успокаиваясь, сказал Александр. — Марико… — заговорил он уже смущенно и посмотрел на Константина, который, видимо, был поглощен газетой, хотя, конечно, не мог не слышать этого разговора.

Александр вдруг подумал, что встреча его с сестрой сейчас оказалась кстати.

— Натела, ты не сердись, — сказал он ласково. — По своей чистоте и невинности ты даже и представить себе не можешь, какие опасности поджидают тебя здесь. Помнишь наш разговор о красных башмачках?

Натела еще сильнее смутилась и кивнула головой.

— Если помнишь, значит поймешь меня и не будешь сердиться. И у меня к тебе есть еще просьба. Я, может быть, вернусь сегодня поздно, поэтому разыщи ключ от двери, которая ведет в сад, и открой эту дверь. Я не хочу вас будить.

— Разве мне трудно проснуться и впустить тебя, Сандро?

— Делай, как я говорю, — хмурясь, сказал Александр.

Она послушно кивнула головой и ушла. Глядя вслед, Саша невольно залюбовался легкой походкой Нателы, и тут же снова подумалось, что красота может ввергнуть ее в беду… И он опять нахмурился.

— Сегодня со мной вместе или, если вам это неудобно, одни вы можете в любое время прийти к нам и переночевать у нас дома, — сказал Александр, возвращаясь к Константину. — Я предупредил сестру свою, чтобы она оставила открытой дверь, которая ведет в наш сад, туда можно попасть через переулок.

— И вы сказали ей, что именно я приду к вам ночевать?

— Нет, я ничего такого ей не сказал, — медленно ответил Александр.

— Вы умница, Саша. Только должен вас предупредить, что со мной нужно быть осторожным: я могу принести опасность вашему дому, если вы…

— Об этом больше говорить мы не будем! — резко сказал Александр. — Дом у нас грузинский, и обычай гостеприимства для нас священная обязанность и большая радость. Дома я скажу, что вы мой приятель по Петербургу. А вы мне можете ничего не рассказывать и не объяснять. Не время ли нам идти в Ботанический сад?

Константин продолжал прерванный появлением Сашиной сестры разговор о хизанах.

— Насколько я мог понять моих собеседников, — говорил Константин, — это самое хизанство является таким страшным пережитком крепостного права, какого, пожалуй, даже и у нас, в Центральной России, не встретишь. А мне как раз пришлось не так давно ознакомиться с этого рода пережитками на Северном Кавказе, по, пожалуй, в более архаической, феодальной форме… Вопрос в высшей степени интересный.

— «Хизаны»… Я вспомнил, конечно я слышал это слово! — воскликнул Александр так громко, что Константин даже дернул его за руку.

— Да, три года тому назад, — снизив голос, продолжал Александр, — и у нас дома… У моего отца был друг… то есть он и до сих пор здравствует, а моего отца нет в живых, — со вздохом поправил себя Александр. — Это давний приятель отца, он служит в управлении земледелия и землеустройства. Так он как-то занимался этим вопросом, должен был писать какую-то докладную записку. И отец еще смеялся и говорил ему: «Ты, Михако, хочешь сделать так, чтобы и волки были сыты и овцы целы, я же, как историк, скажу тебе, что этого не бывает».

— Ваш отец был умный и честный человек, если он так думал и так поступал.