Всеволод Иванов - Тайное тайных

Включая повесть в СС-7, Вс. Иванов внес в текст журнальной публикации (и идентичный ему текст отдельного издания 1928 г.) ряд исправлений: «При малейшей измене – расстрел»; «… усталая крестьянская масса, состоящая большей частью из сибиряков… трудно ее вести»; «Возможен совершенно неожиданный конец этим разговорам. Конец и от мужиков, которые к нам бегут и у нас остаются». И т. п.

При включении повести в СС-2 текст подвергся основательной редакторской переработке. Ее смысл точно передан в редакторском заключении на 2 том от 28 февраля 1958 г.: «Сделаны купюры политически неверных мест и внесены исправления. <���…> автор отказался от ряда натуралистических мест. Исключены некоторые характеристики и эпизоды, снижающие образы положительных героев» (РГАЛИ. Ф. 613. Оп. 10. Ед. хр. 1379. Л. 26–27). К «политически неверным» фрагментам, очевидно, были отнесены следующие: «Железная дивизия бежала» – заменено на «отступила» (2-я глава); «Я и в партию-то <���…> пошел из-за красивых слов» – заменено на: «красивой мечты» (5-я глава). Исключены фрагменты текста: «Да и что можно назвать изменой: бегство, дезертирство, предательство! План действий, составленный им, неясен; направление сводной бригады по киевскому шоссе совершенно необоснованно» (4-я глава); «Назначенный комиссар и комиссар по продовольствию сбежали. В бандиты сбежали, иначе куда!» (9-я глава); «Когда бригада двинулась, мужики (надо думать, напуганные безмолвием и вежливостью солдат и тем, что село не разгромлено) вышли за околицу…» (22-я глава); «Над нею реденькое, как плохой ситчик, небо. И умирать под этим небом и тонуть в этой скучной реке противно и тяжело» (25-я глава); «Вот прошли охотники из-под Иркутска. Он увидал одного торговца пушниной – этого-то зачем потянуло на смерть» (Там же); «Они идут спокойные, покрытые сединой, как идут спокойные хлеба в печь» (Там же); «Железная дивизия погибла целиком» (Там же). И т. п. Символический образ Железной дивизии в результате редактуры был упрощен и обеднен: «… Железная дивизия не пропала и не пропадет, хотя она сейчас и без политотдела, без коммунистов. И даже не важно, если Плешко и его друзья не вернутся к дивизии, а сгинут вот тут в лесах в какой-нибудь Половецкой республике. Железная дивизия есть справедливость, та хорошая мужицкая справедливость, которая лучше всякой грамоты охранит картофельное поле, пашню, покос».

В результате редакторской правки из описаний «положительных героев» были исключены слова: «И у этого человека, страдающего ишиасом, большой семьей и вечным недовольством жизнью, было тоже веселое <���…> лицо!» (Пыхачев); «Вот Пузыревский – тупой и исполнительный»; «Вот мы все плохие люди, и я плохой человек прах их знает, по каким гнусным девкам я шлялся… но все же» (Щербаков). И т. п.

В первом критическом отклике на «Гибель Железной» (Читатель и писатель. 1928. 11 февр. С. 9) отмечалось, что повесть воспринята как ожидаемый от Иванова «решительный ответ на все вопросы, поставленные в связи с оценкой „Тайное тайных“ как опасного пути писателя. <���…> То, что автор взялся снова за тему гражданской войны, с первого взгляда могло бы послужить хорошим признаком, – писал критик Кремнев. – К сожалению, <���…> ни в каком другом произведении Иванова „подсознательное“ <���…> не играло такой большой роли. <���…> Это только резче подчеркнуло всю трагичность сегодняшней позиции автора». В обзоре периодики журнала «На литературном посту» за февраль повесть Иванова сопоставлялась с романом А. Фадеева «Разгром»: «Тема здесь взята очень схожа с „Разгромом“. Но если „Разгром“ – произведение, сделавшее в известном смысле „эпоху“, то „Гибель Железной“ вызывает целый ряд тревожных сомнений» (1928. № 4. Подпись: Н.Н.). Сравнивая поведение Левинсона и Плешко в разных ситуациях, критик подчеркивал, что первый «всегда был спокойным организатором, не поддававшимся панике, спокойно ориентировавшимся в неблагоприятных обстоятельствах», в то время как второй «барахтается в волнах событий, слепо идет на те или иные решения» (Там же).

Безусловно, создавая «Гибель Железной», Иванов вступал в полемику с «Разгромом», написанным за год до его повести и ставшим своеобразным образцом в раскрытии темы Гражданской войны. Сюжет повести Иванова очевидно схож с фадеевским: путь политотдела (у Фадеева – партизанского отряда) и главное сражение, завершающееся гибелью всей дивизии (у Фадеева – большей части отряда). Но если применительно к произведению Фадеева критики имели полное право писать: «Озаглавленная „Разгром“ <���…> повесть А. Фадеева могла бы быть озаглавлена и иначе – поэма о рождении нового человека» (Фриче В. Заметки о современной литературе. М., 1928. С. 132), – то повесть Вс. Иванова оснований для столь оптимистических выводов не давала. Ее финал, с интонацией народного плача-причитания и образом пустыни, резко контрастировал с устремленными в будущее заключительными строками романа «Разгром»: «Левинсон обвел <���…> взглядом-это просторное небо и землю, сулившую хлеб и отдых…» (Фадеев А. Разгром. Л., 1927. С. 213).

В центре художественного исследования Фадеева – новый человек, призванный «изменять то, что есть, и управлять тем, что есть» (Там же. С. 148). В соответствии с таким решением онтологического вопроса создает Фадеев, вслед за Горьким, центральный образ командира Левинсона, с горящим факелом ведущего отряд через трясину, – вспомним бездействие Плешко во время сражения. Как бы полемизируя с Фадеевым, Иванов наделяет своего центрального героя практически всеми качествами, присущими «никчемному» Мечику: постоянными сомнениями, склонностью к самоанализу, мечтой о любви, отвращением перед кровью и насилием, – но при этом не делает его ни эгоистом, ни предателем. «Способность жить не своей, а общей жизнью коллектива и есть основная черта „настоящего героя“», – писал В. Фриче о романе «Разгром» (Фриче В. Указ. соч. С. 137). Образ «настоящего героя» в «Гибели Железной» иронически переосмыслен автором: слово часто употребляется в несвойственном ему сниженном контексте: «Пора ягод и героев»; «Герои героями, а кто командовать массой будет» и т. п. Наконец, еще одна линия полемики со знаменитым фадеевским романом связана с вопросом о роли мужика в Гражданской войне. Железная дивизия у Иванова – прежде всего мужицкая дивизия. Сравним у Фадеева: «Не люблю я их, мужиков <���…> кровь другая: скупая, хитрая, трусы они все…» – рассуждает Морозка (Фадеев А. Разгром. С. 135).

С течением времени «Гибель Железной» все больше рассматривалась советскими критиками как произведение «враждебное, разрабатывающее с чуждых нам классовых позиций тематику гражданской войны» (Варшавский С. Борьба продолжается // Залп. 1932. № 2. С. 45). Автор статьи, построенной на противопоставлении писателей, которые «дали в основном правильное отображение гражданской войны» (Д. Фурманова, А. Серафимовича, А. Фадеева, Вс. Вишневского), и «реакционных писателей» – М. Булгакова («Белая гвардия») и Вс. Иванова («Гибель Железной», «Блокада») – «проводников новобуржуазной идеологии», вновь и вновь подчеркивал «власть инстинктов, ощущений и подсознательных влечений», «господство стихии» и «мрачный фатализм» произведения Иванова.