Владимир Петров - Польский пароль

Нет, не хватит. Нужно еще нечто большее. Нужен тот предел человеческих возможностей — и не столько физических, сколько нравственных, — который подобен озарению и при котором человек способен на невозможное, на то самое, что потом, после боя, иногда называют чудом. А попросту — подвигом.

А это идет от веры в себя и в свое дело, духовной окрыленности, умножающей, удесятеряющей силы…

Простого противоборства не получится — слишком неравные ставки. Тут на весы победы будет ложиться многое, даже солдатские биографии, путь, пройденный от родного дома, да и вся страна, оставшаяся позади, — до самого Владивостока.

И самое весомое — дух братской помощи…

Переправа через Сан прошла благополучно, без потерь. Немцы и не пытались мешать, побаивались, принимая вахромеевский десант за авангарды наступающей 3-й танковой армии.

Вахромеев понимал, что этим заблуждением врага ему удастся пользоваться еще несколько часов, может быть, даже весь первый день рейда. Надо было не мешкая, не задерживаясь, стремительно рваться вперед — прямо по магистральному шоссе.

Однако уже через два часа отряду пришлось вступить в первый бой. Это был не контрудар, а, скорее, засада. Слева — горы, недоступные танкам, справа — бурная речушка. Прямо впереди, в тылу у немцев, виднелись силуэты городских зданий с монастырской стеной и костелом на холме. Надо полагать, гитлеровцы получили приказ удерживать этот городок.

Здесь, у карпатского отрога, в горной теснине, запылали первые танки десанта.

Майор Лохов явно погорячился, пытаясь с ходу протаранить засаду. В итоге пять подбитых танков, пять чадящих костров. А шестой — Лохова, командирский, подорвался на мине, когда пытался проскочить берегом реки. Ему, командиру полка, конечно же не следовало сразу лезть в эту драчку.

Положение было непонятным. Почему-то танковый взвод, составляющий ГПЗ [39] Головная походная застава. , свернул еще раньше вправо, за речку, и сейчас вел огневой бой в лощине у фольварка. Получалось, что он не разведал шоссе прямо по маршруту и тем подставил под удар авангард колонны.

Неясными были и силы немцев. Минометы бьют, а артиллерии не слышно. Значит, артиллерии нет? Тогда почему горят танки?

Подошедший Лохов — возбужденный, взъерошенный, с разбитой в кровь скулой — ничего вразумительного на это ответить не мог. Зло бросил:

— Бьют, а чем — не пойму… Броню проламывают, прожигают, вроде кумулятивных снарядов. Но ведь пушек нет! Я сам видел, нет!

— Может, ручные гранаты? — предположил Вахромеев.

— Какие гранаты, когда расстояние полста метров! На что я, и то дальше двадцати противотанковую не кину, — Лохов пружинисто расправил богатырские плечи, потрогал забинтованную ладонь, — Ну что будем делать, командир? Наверно, надо бросать пехоту.

Вахромеев, развернув планшет, разглядывал карту. Прикидывал возможный вариант: если обходить город, то придется возвращаться назад, почти к Сану. А оттуда на юг прибрежной равниной и только потом снова повернуть на запад. Пропадет весь день, да и кто поручится, что там нет такой же засады?

Надо ждать сообщения высланных разведчиков. Определиться, уточнить обстановку, а уж тогда решать. Если понадобится, вызвать на помощь авиаполк штурмовиков.

Майор Лохов его удивлял. Ведь допустил чистый промах, можно сказать, оконфузился — потерял свой командирский танк, — а по виду ни капли смущения. Гонористый мужик, занозистый.

— Ты мне лучше скажи, почему ГПЗ вильнула вправо, ушла за речку? — спросил Вахромеев.

— Доложили по рации, я разрешил. Там, у фольварка, мои разведчики вели бой. Помощь просили.

— Твои-мои… — хмуро бросил Вахромеев, — Наши разведчики.

— Ну разумеется, наши.

«Черт бы их побрал, архаровцев! — мысленно ругнул Вахромеев разведдозор. — Чего они поперли в сторону от маршрута? Ведь, казалось бы, опытные ребята, от самого Белгорода в «карманной роте» числились. И на тебе, подвели, ввязались в бой… Наверно, была причина».

Немцы действовали странно. Отбили танковый наскок, побухали наугад минами и замолкли. Хотя им оттуда, с горы, все видно. Ну пожалуй, не все, лес-то этот густой, буковый, наверняка не просматривается — зачем же им бесприцельно боезапас тратить? А может, побаиваются или, что хуже, контратаку замышляют?

«А ведь эти шесть подбитых танков не только на совести Лохова, но и на моей тоже, — с горечью подумал Вахромеев. — Конечно, бой есть неизбежные потери. Обоснованные потери. А здесь — по дурости, просто по причине несогласованности командирской между нами: Лоховым и мной. Что же получается? Мы будем дуться, выяснять отношения, а тем временем и благодаря этому будут гореть танки и будет литься солдатская кровь. Но это же чертоплюйская ахинея!»

Едва сдерживаясь, Вахромеев тихо, почти звенящим шепотом спросил:

— Ты почему не доложил мне по радио, товарищ Лохов, о своем принятом решении на атаку?

— А зачем? — нарочито удивился тот.

— Затем, что твое решение подлежит утверждению командиром сводного отряда. То есть моему утверждению.

— Виноват, исправлюсь! — усмехнулся танкист. — Только как же тогда воевать, если каждый раз в бою разрешение спрашивать?

— Не в бою, а перед боем! — отрезал Вахромеев. — И вообще, предупреждаю: если такое повторится еще раз. немедленно отстраню от командования.

— Меня?!

— Да, тебя, товарищ Лохов. Права мне такие даны. И ты знаешь.

Разговор этот происходил неподалеку от штабного бронетранспортера, под кроной старого бука. Вахромеев крикнул начальнику штаба капитану Исламбетову, чтобы шел сюда да переводчика прихватил: вон, кажется, разведчики возвращаются и пленных при себе ведут. Потом пристально вгляделся в Лохова, лицо которого пылало маковым цветом — еще бы, этакую пилюлю проглотил при огромном-то самомнении! И все-таки Вахромеев не сочувствовал ему, не жалел: на дороге по-прежнему чадили загубленные тридцатьчетверки.

— И ты, Лохов, давай поближе. Послушаем разведчиков, покумекаем вместе. Взвесим и решим.

Разведчики доставили шестерых пленных (Вахромеев невесело пошутил: «За каждый танк по одному пленному — дерьмовая компенсация!»). Солдат немецких он велел отвести в сторону, а пленного обер-лейтенанта решил допросить, тем более что офицер держал в руках какую-то короткую железную трубу с пистолетной рукояткой. Тут-то и выяснилась причина злосчастного рывка разведдозора в сторону фольварка. Оказывается, еще там, в лесу, бронетранспортер разведки напоролся на немцев, был подбит и сожжен вот из этой проклятой трубы, которую обер-лейтенант назвал фаустпатроном. Это новое секретное «вундерваффе» фюрера только что поступило на фронт как средство борьбы с танками. Труба служит для наводки на цель самого фаустпатрона — специального снаряда с кумулятивной головкой, прожигающей даже мощную стомиллиметровую броню.