Владимир Петров - Польский пароль

За Ярославом, в отрогах Карпат, немцам наконец удалось организовать спешный заслон и взять десант в противотанковые огневые клещи. И все-таки вахромеевцы выстояли, в течение дня отразили семь массированных вражеских атак. А потом, когда поле боя основательно проутюжили вызванные по радио штурмовики-«илы», сами нанесли стремительный удар.

И прорвались на запад.

В этом бою им помогли подоспевшие партизаны. Советско-польский партизанский отряд в решающие минуты свалился прямо с гор на головы гренадер, ударил по тылам. Немцы бежали.

Радиостанция штаба фронта приказывала, торопила: «Вперед, вперед!»

Лето наливалось дымным жаром, орудийным грохотом и лязгом танковых гусениц, как и год назад под стенами Харькова. Ночами где-то невысоко над головой, средь перемигивающихся июльских звезд, деловито тарахтели советские «кукурузники», летевшие к партизанам. Вахромеев вспоминал в эти минуты Ефросинью.

Он думал о том, что будет впереди. Они вкопают в землю оставшиеся танки, зароются в землю сами и будут делать то, что на военном языке называется «держать круговую оборону».

Это потруднее, чем на марше. Потому что они будут лишены маневра и для всех немцев, которых гитлеровское командование соберет-наскребет в округе, они станут неподвижной целью. Той самой дерзкой занозой, которую немцы постараются вытащить любыми средствами и во что бы то ни стало.

Но они все-таки удержатся. Им просто нельзя иначе — ведь за спиной у них, у вахромеевцев, Сталинград и Белгород, Днепр и Тарнополь. Именно там они научились держаться.

Уже несколько раз штабная радиостанция десанта ловила позывные «Белого» — советской разведгруппы в тылу немцев, Лихие ребята сумели угнездиться в самом центре секретного ракетного полигона. Разведчики сообщили дислокацию немецких частей в своем районе и очень просили нанести удар по концлагерю, освободить советских военнопленных, обреченных на уничтожение гитлеровцами.

На исходе пятых суток танковый десант вышел к берегу реки Вислоки. На другой стороне начинался резерват — территория ракетного полигона «Хайделагер».

После сокрушающих ударов Красной Армии весной и летом 1944 года на Украине, в Крыму, Белоруссии, Прибалтике, от которых трещала и разваливалась военная машина вермахта, после высадки и успешного продвижения англо-американских сил во Франции и вконец дезорганизующих германский тыл массированных авиационных бомбардировок, превративших в руины многие города Германии, для каждого здравомыслящего немца стало совершенно ясно: война проиграна.

Это понимали даже фельдмаршалы. Именно в кризисном июле при телефонном разговоре Герд фон Рундштедт — командующий Западным фронтом — раздраженно сказал Кейтелю: «Кончать войну — вот что надо делать, идиоты!»

Не понимали, не хотели понимать этого только Гитлер и окружающая его свора приспешников в генеральских и эсэсовских мундирах. А между тем рассчитывать им теперь было не на что: ракетная война с применением «чудо-оружия» фактически потерпела крах, Из пяти тысяч ежедневных пусков самолетов-снарядов Фау-1, которые когда-то самонадеянно гарантировал фюреру начальник штаба люфтваффе генерал Ганс Ешонек (застрелившийся год назад), в воздух курсом на Англию запускались лишь сотни этих «динамитных метеоров», а целей достигали немногим более тридцати процентов из них. Что касается баллистических ракет Фау-2, то в связи с многочисленными дефектами перспектива их боевого применения оставалась совершенно неясной.

Однако Гитлер продолжал исступленно твердить, что секретное оружие и еще кое-что (?), чем он располагает, в последний момент изменят обстановку в пользу рейха.

Что было за этим? Фанатизм, слепая вера?

Отчасти может быть. Но главным и решающим образом — страх. Боязнь конца, близости неминуемого возмездия. Заправилы третьего рейха, шулерским путем пришедшие к власти, проиграли игру ва-банк, ставкой в которой были жизни миллионов немцев. Однако теперь, когда, по логике вещей, надлежало исчезнуть с лица земли им самим, они, охваченные животным страхом, шли на все, чтобы только оттянуть собственный конец: запугивали, врали, изворачивались. Они хотели если не спастись, то хотя бы протянуть еще несколько жалких месяцев в роли «владык мира». Оплачивая каждый свой день, каждый час уже проигранной войны тысячами человеческих жизней.

«Подлецы никогда не уходят сами — их только убирают, — это сказал фон Штауффенбергу один из близких друзей и соратников генерал Хепниг фон Тресков во время своей последней командировки с фронта в Берлин. — Покушение должно быть совершено во что бы то ни стало».

Руководство военной оппозиции, которое группировалось в основном в управленческих штабах при командующем армией резерва БДЭ, срочно готовило акцию по уничтожению Гитлера, рассчитывая сразу же ввести в действие план «Валькирия»: использование по боевой тревоге войск внутри Германии для подавления беспорядков или борьбы с воздушными десантами. В данном случае «Валькирия» должна была стать главным рычагом для захвата вермахтом власти в стране.

Следовало найти офицера, который, осуществляя покушение на Гитлера, мог пойти на самопожертвование. Такие люди в среде оппозиции нашлись (капитан фон Бусше, обер-лейтенанты Хаген, фон Кляйст). Тем не менее исполнить своего намерения они не смогли, так как, будучи младшими офицерами, не имели доступа к тщательно охраняемой ставке фюрера. А медлить, ловить момент, рассчитывая на благоприятное стечение обстоятельств, оппозиция не могла — торопило, подхлестывало время. В начале июля гестапо сумело каким-то образом проникнуть в одну из внутренних ветвей заговора и произвело первые аресты.

Больше ждать было нельзя.

Первого июля граф Клаус Шенк фон Штауффенберг официальным приказом был назначен начальником штаба при командующем армией резерва с одновременным присвоением чина полковника. Это был праздничный день в его кабинете в штабном здании на Бендлерштрассе: новоиспеченного полковника поздравляли друзья, родственники, многочисленные сослуживцы. Адъютант обер-лейтенант Хефтен раздобыл где-то огромный букет роз.

Поздним вечером одним из последних поздравил Штауффенберга капитан Карл Пихлер, ездивший по поручению в танковое училище в Крампниц. Он вошел в кабинет, когда полковник, упаковывая колючие розы, собирался ехать домой, на дворе его ждал автомобиль.

После официального поздравления Пихлер смущенно сказал:

— Прошу извинить, господин полковник… Но свой доклад о поездке я, очевидно, отложу на утро. У вас еще долгий путь. (Штауффенберг жил в берлинском пригороде Ванзее).

Однако полковник возразил со своей обычной мягкой а, как показалось Пихлеру, печальной улыбкой: