Константин Паустовский - Том 6. Пьесы, очерки, статьи

Леля высунулась в окно. В него врывался раскаленный воздух с удивительным запахом морских камней.

«Откуда здесь этот запах?» – подумала Леля и тут же догадалась, что так, должно быть, пахнет галька на платформах. Эти красные пыльные платформы принесли сюда, в Сальские степи, за сотни километров от моря, воздух Черноморского побережья.

– Мама, – сказала Леля, отвернувшись от окна, – послушай. От гравия, кажется, пахнет морем.

– Это гравий для канала, – объяснил Карпов. – Его действительно везут с берегов Черного моря. А через год свое, Донское море подойдет к этому поселку.

– Разве оно дойдет до этих мест? – недоверчиво спросила Леля.

– Дойдет. Здесь образуется большой залив. Вон там, где стоит грузовик с пустыми ящиками, кажется, будет берег.

– И вовсе не там, – сказал, осторожно слезая с верхней полки, пожилой человек в черном пиджаке с двумя орденами Красной Звезды. – А вон там, в балочке.

– В какой балочке? – живо спросила Леля.

– Да вон в той. Где пасется теленок.

– Откуда вы можете знать, – задиристо спросил пожилого человека обитатель верхней полки – вихрастый студент-филолог в толстых очках, – что берег будет именно там, где пасется теленок, а не там, где стоит грузовик?

– Да здесь каждому школьнику это известно, – невозмутимо ответил пожилой человек. – Можете сами убедиться. Пойдете, наверное, на станции в буфет, так по дороге спросите любого мальчишку. Он вам все объяснит досконально.

– Ну что ж, и спрошу! – ответил юноша с оттенком угрозы в голосе.

Поезд остановился. Пожилой человек достал с полки пыльный чемодан и брезентовый плащ, попрощался и пошел к выходу.

– Послушайте, – сказала Леля студенту в очках, – пойдемте, правда, на станцию и спросим первого попавшегося мальчишку. Хорошо?

– Идет! – ответил студент и с грохотом соскочил с полки.

Они вышли на платформу. Зной заливал станцию, поселок и степь.

На платформе, как назло, не оказалось мальчишек. Леля со студентом побежали искать их на привокзальную площадь.

Посреди площади росли в сквере акации. Они уже отцвели. На ветвях висели большие зеленые стручки. Около акаций из зарослей бархатцев подымалась деревянная пирамида с надписью: «Вечная слава верным сынам нашей Родины, павшим в боях с фашистскими захватчиками».

Невдалеке от пирамиды двое мальчишек пили воду из водопроводного крана, торчавшего прямо из земли. Лица и рубахи у них были совершенно мокрые.

– Орлы! – сказал им студент. – Следопыты! Известно ли вам, до какого места дойдет здесь будущее Донское море?

«Следопыты» перестали пить воду и с недоумением уставились на Лелю и студента. Потом мальчик постарше основательно вытер лицо подолом рубахи и сказал младшему:

– Да ты не пугайся, Тарас. Это ж артисты. А до какого места достигнет море, нам известно. Только отсюда не видно: вокзал закрывает. Там, за путевой будкой, есть балочка, а в ней стоит дикая груша. Так мы давно уже высчитали, что вода дойдет в самый раз до той груши.

– Кто это «мы»? – спросила Леля.

– Да все наши хлопцы из школы.

– Вот видите, – сказала Леля студенту, – груша как раз растет там, где пасется теленок. Он даже привязан за веревку к этой груше.

– Это не имеет никакого значения, – с досадой ответил студент.

Мальчишка вытащил из кармана листок бумаги в клетку, вырванный, очевидно, из тетради.

– Гляньте сюда! Тут все обозначено.

На листке была нарисована химическим карандашом довольно грубая карта длинного залива. У этого залива был не один берег, а несколько, даже, пожалуй, довольно много берегов. Все эти берега сохраняли одну и ту же извилистую линию, но все больше и больше отступали в глубь степи, где чернел квадрат с надписью «Котельниково». Около квадрата последний берег был прочерчен синим жирным карандашом.

Вообще рисунок был очень рябой. В иных местах, когда, химический карандаш слюнили, линии становились яркие, ядовитые и даже расплывались. В других местах линии были тощие и едва заметные.

– Что это за абракадабра? – спросил студент. – Леля, слушайте звонки. Как бы нам не остаться.

– Да поезд еще будет стоять не меньше как десять минут, – успокоил его мальчишка. – Это не кадабра, а карта. Тут все отмечено с того дня, как запрут в Цимле плотину и вода начнет подыматься. Отмечено по дням. В первый день вода дойдет вот сюда, гляньте! – Мальчишка показал на первую линию берега. – Во второй она дойдет до второй полосы. А синий берег – это уже окончательный, вечный.

– Здорово! – сказала Леля. – Ты сам это придумал?

– Не! – весело ответил мальчик. – Суслик за меня придумал. Сидел цельный день около своей норки и гадал: затопит ее или нет? И вот надумал нарисовать такую карту. Чтобы вода не захватила его как-нибудь посередь ночи.

– Однако ты зубастый, – сказала Леля.

– Да нет! – Мальчик широко улыбнулся. – Я не зубастый. Только никто мне не верит. А я, честное пионерское, никогда не брешу.

– Не, Степка не брешет, – строго сказал хриплым голосом младший мальчик. – Он не такой. Он даже письмо написал начальнику канала. Чтобы дали нам точный ответ, когда запрут Дон.

– А зачем это вам нужно?

– А то как же! С этого дня мы начнем следить за водой. И вешки ставить по краю берега. Вот только они там, в Цимлянской, тянут и тянут.

– То есть как это тянут? – вдруг рассердился студент. – От горшка три вершка, а тоже бросился в критику!

– Так и тянут, – убежденно ответил младший мальчик. – Еще цельный год ждать. Разве это мыслимо!

– Ничего, подождете! – беззаботно сказала Леля и вдруг схватила студента за рукав. На платформе продребезжал второй звонок. – Скорей! Спасибо, мальчики!

Леля с филологом промчались через прохладный, выкрашенный в оливковый цвет пассажирский зал, выбежали на платформу и едва успели вскочить в вагон, как поезд тотчас же тронулся.

Леля, счастливая, раскрасневшаяся, ворвалась в свое купе, и мать ее Анна Петровна, взглянув на дрожащие от сдержанного смеха Лелины губы и потемневшие серые глаза, только покачала головой и не сказала ни одного из тех слов, какие в таких случаях принято говорить. Не сказала, что это – безобразие и неосторожность, что ей, Леле, уже семнадцать лет, что она взрослая девушка и должна понимать, что поезд не станет дожидаться, пока она будет, как безумная, носиться по вокзалу.

Пассажиры так же, как и Анна Петровна, были настроены благодушно. Поезд шел из Сталинграда в Новороссийск. Всем известно, что некоторые железнодорожные маршруты связаны с приподнятым настроением у пассажиров. В особенности маршруты, выносящие тяжелый состав к черноморскому прибою, к белым вокзалам, где по стенам шевелятся от бриза тени листьев и густой гудок морского теплохода перекрывает торопливые свистки паровозов.