Александр Доронин - Перепелка — птица полевая

— Федор Петрович, не покажешь свой трактор в деле? — обратился к фермеру Комзолов.

Тот сел в кабину и запустил мотор. За плугом потянулась широкая черная полоса…

— Пора уходить, нечего отвлекать человека, — вдруг произнес Атякшов. И, немного помолчав, добавил: — Хорошее начало положил фермер, любит он землю, беспокоится за нее, кормилицу, нашу главную опору.

Сели в «Уазик», поехали по лесной дороге. Под колесами хлюпала грязь. Когда приблизились к Бычьему оврагу, перед ними открылось другое поле. Узкое, оно длинным серым чулком тянулось в сторону Суры, покрытое наледью и снегом.

— Плохо, что лыжи не взяли, покатались бы, — смеясь, Комзолов хлопнул по плечу председателя.

Атякшов глядел на боковое стекло кабины, ему неудобно было смотреть в глаза. Наконец тихо произнес:

— Виноват я, друзья. Не верил… Что поделаешь, люблю поучать, черт бы побрал.

Доехали до околицы. Павел Иванович вышел из машины, пошел пешком.

У правления встретил племянника Игоря. Парень куда-то спешил. Куда — не стал интересоваться, спросил только, как там дети. Из дома Комзолов ушел рано, они крепко спали, будить не стал.

— Женя со своим классом у колхозного бурта картошку перебирает. Митек, когда заходил обедать, что-то рисовал за столом. Хотел посмотреть на бумагу, но он сразу ее спрятал. Потом, говорит, покажу, — улыбнулся Игорь.

— Немного повожусь над земельной картой — потом домой, уж очень проголодался, — сказал Павел Иванович. — Щи, думаю, сварили наши женихи?

— Сварили… Какие там щи — щи с молоком, — засмеялся Игорь. — С голодухи и это съешь. Самим, как видишь, некогда.

Комзолов виновато улыбнулся.

Нельзя смотреть на Суру — глазам больно. Вблизи река широкая, издалека — узкая. Протянулась по пойме вьющимся ужом. На тот берег спустился сосновый лес, будто решил посмотреть ее красоту. Вековые деревья тянули свои макушки к небу, к самим облакам. В воздухе пели жаворонки, было слышно, как кукует кукушка. В городе такого не услышишь — там одни холодные каменные дома и машины, машины, машины…

Детство Игоря прошло здесь, в Вармазейке. Жили вчетвером: бабушка, дедушка, он и дядя Паша, брат матери. Сейчас остался только дядя.

Мать Игорь не знает, она умерла после родов. Когда отец женился второй раз, взял его в Саранск, в свою новую семью. Потом Игорь редко бывал в Вармазейке. Мачеха не любила это село, не терпела и родственников Игоря. Когда муж вспоминал о них, она всегда раздражалась.

В первые годы бабушка часто ездила к ним в город. Игорь радовался ее приездам и подаркам. Потом она стала приезжать все реже и реже и, наконец, совсем перестала. Однажды, в шестом или в седьмом классе, Игорь вернулся из школы домой и уже у порога услышал, как ругаются отец с мачехой. Такие разборки у них дома случались часто, да иногда они и нужны были: у отца без водки, считай, ни одного дня не проходило.

На этот раз они бранились не по поводу пьянок. Мать Игоря ругала какую-то дряхлую старушку.

«Выкинула на порог свой холщовый мешок, нагло в дом залезла! — хрипела мачеха. — Уходи отсюда, — толкаю ее. Не выгонишь. «Я к Игорю приехала, а не к вам». — Может быть, спрашиваю, и квартира Игоря? — Шмыгая носом, старуха молчала. Сама с ног до головы мокрая — видимо, под дождь попала, вон сколько грязи оставила…»

— Пригласила бы в дом человека, так ведь нехорошо, — сказал отец.

— Я в гости не приглашала. Что, ей хлеб с солью поднести?!. — кричала хозяйка.

«Бабушка приехала!» — застучало сердце у Игоря. Смотрит — под столом узелок. Самой бабушки нет. «А, может, и в самом деле выгнали?» — промелькнуло в голове у мальчика. Он с упреком посмотрел на мачеху и нырнул на улицу. «Уехала, уехала», — ручьем лились из глаз слезы.

Бабушки не было и на автовокзале. Паренек обездоленным кутенком завертелся на месте, не знал, что делать. И ему вспомнилась бабка Акулина, которая жила в их доме. Игорь побежал обратно.

Действительно, бабушка у соседки пила чай. Игорь сразу не узнал ее — она будто уменьшилась ростом, лицо изрезано глубокими морщинами.

— Смотри-ка, смотри-ка, он выше меня, — сквозь слезы говорила старушка, целуя внука. Скрюченные пальцы тряслись. Эту дрожь Игорь прочувствовал и тогда, когда та целовала его.

— Как же, в отца пошел. Тот со столб ростом, — подала голос Акулина. — Ты, Палага, того… переночуешь у меня. На кой там у зятя под столом валяться. — Повернулась к Игорю, добавила: — Дитятко, сбегай-ка за узелочком бабушки, кабы мать в окно не выкинула.

Отец ел на кухне. Мать с сестренкой смотрели телевизор.

— Где шляешься?! — накинулся на него отец и в ярости задел локтем тарелку с супом. Та со звоном упала. — Разве забыл, что нужно помогать сестренке делать уроки? Сколько раз говорил тебе об этом! — Попыхтел-попыхтел носом, немного смягчился. — Не нашел?

— Кого? — не сразу понял Игорь.

— Кого, кого… — вновь повысил голос отец, — бабушку!

— Она у бабки Акулины, — вздохнул мальчик.

— Она ей кто, близкая? А-а, вон в чем дело… Тоже вармазейская. Тебя еще немного нянчила…

— Вармазейская? — удивился Игорь. — Об этом я и не слышал.

— Все будешь знать — рано состаришься. — Отец встал из-за стола и резко сказал: — Пойдем вместе!

— Меня, папа, за сумкой послали. Она под лавкой.

— Я сам ее возьму, — отец поднял котомку, вышел с Игорем на улицу.

Бабушка, увидев зятя, растерялась, руки вновь затряслись. Мальчик никак не мог понять: то ли она испугалась так, то ли обрадовалась.

— Ты, Олодя, садись, садись. Стоя, половицы сломаешь, — засмеялась бабка Акулина. — Сама приоткрыла шкафчик, достала бутылку. — Здесь полстакана осталось, да ведь старуха где больше возьмет, — начала она оправдываться. — Я, Олодя, так думаю: гостю много поднесешь — опьянеет, не нальешь — обидится. Как-никак мы соседи.

— Спасибо, — промолвил отец и сел за стол.

В ту ночь бабушка спала у соседки. Утром, провожая ее на вокзал, она учила Игоря:

— Ты, ясное солнышко, больно не лезь между родителями. Вырастешь — поймешь: у каждой семьи свои горести. Беда, родимый, не репей, прилипнет — из сердца сразу не вырвешь.

Та встреча была последней. Через полгода на имя его отца пришла телеграмма: «Умерла мама похороны воскресенье Паша».

Отец хотел поехать в Вармазейку, но жена не пустила. «Этого еще не хватало, всех не похоронишь», — заворчала она и изорвала бумажку.

Игорь хорошо помнит тот зимний день. Зашел он к бабке Акулине сообщить о горе — та, лежа на койке, стонала. Хотел сообщить о телеграмме, но в горле сразу застрял комок — никак не мог его проглотить. Паренек упал к ногам худенькой старушки, тело его затряслось.

— Оставила тебя, сыночек… — соседка сразу поняла, в чем дело и стала его успокаивать.