Александр Доронин - Перепелка — птица полевая

В домике фермы горел свет. Буйнов зашел туда и сразу оторопел: перед ним на полу спал в стельку пьяный Захар Митряшкин. Сторожем он здесь недавно, раньше был механиком. Вечканов оттуда прогнал. Все из-за пьянства. Сейчас вот снова рот не может открыть. Не зря говорят: «Свинья везде грязи найдет».

От злости Игорь рассвирепел. Потянул за рукав шубы храпящего, и — его сразу как будто бардой облили.

Захар долго протирал опухшие глаза. Наконец-то открыл их, покрутил лохматой головой и хриплым голосом спросил:

— Сколько времени?

— Петухи поют, сосед!

— Я, утро уже? — никак не верил пьяный.

— Тебе кто в рот наливал, так напился? Забыл, только недавно тебя выгнали?

— Э-э, дружок, сейчас и в Москве министры без дел остались. У меня нет портфеля, руки в кармане таскаю и оттуда мне нечего цапнуть, — оправдывался сторож. Самому, видимо, стыдно было за то, что потерял человеческий облик.

Игорь не успел ответить, как открылась дверь и зашла Роза Рузавина, доярка. Из ее глаз сыпались зеленые искры.

— Ты знаешь, Игорь Николаевич, — начала жаловаться женщина, — кто-то моторы стащил…

— Какие моторы?

— Какие, какие… Какими воду качаем!

Игорь побежал за Розой к домику в конце коровника. Тот был открыт настежь. Двух моторов, которые поставили этой осенью, будто ветром сдуло. Под ногами валялись железки, соляркой забрызган пол. Моторы или стащили, или сторож продал. Одному отсюда их не вынести, видимо, несколько человек приходили.

— Как схватилась, что их нет здесь? — спросил зоотехник.

— Как схватилась… Нужна была вода, а его, Захара, не смогла разбудить.

Когда вернулись к Митряшкину, он уже сидел на голой, непокрытой койке. На его небритом лице было удивление.

— Захар Петрович, как тебе не стыдно? — стал ругать его Игорь.

— Водка, прах бы ее побрал, и коней приводит в бешенство, — оправдывался сторож.

Игорь и об этом слышал. В прошлом году на чьей-то свадьбе мерину с разукрашенной дугой вынесли ведро самогонки, тот выпил, потом полдня на ноги не мог встать.

Захар сказал, что никаких моторов он не продавал, вином его вчера угостили хорошие люди. Провел, мол, в подвал электричество. Игорь не стал расспрашивать, кому он провел — это не его дело. Но по взгляду мужика видел: не врет. Только кто же воры?

С ветврачом Буйнов проверил на вытеле коров, прошли в ту часть коровника, где держались купленные в соседней области племенные телки, и направился в правление. Уже хотел было сесть на молоковоз, который всегда в это время проезжает вдоль села, но неожиданно наткнулся на председателя исполкома райсовета Атякшова.

— Вы, Герасим Яковлевич, хо-хоп! — и сразу всем навстречу. Не с вертолета сошли, и машины Вашей не видно?

— На вертолетах маршалы летают, я только капитан запаса. Что, не ждали? — улыбнулся нежданный гость.

— Приезжающих много, да только пользы от них кот наплакал, — не удержался Игорь.

Атякшов сжал губы, будто откусил горькое яблоко. Потом недовольно посмотрел в левую сторону, откуда белой шапкой виднелась Пор-гора.

«Что, от этого ум у него станет светлее?» — подумал Буйнов. От считал Атякшова отсталым руководителем и всегда удивлялся, зачем держат таких на высоких постах. Район почти загубил. Села опустели. В Кочелае не сосчитать, сколько бездельников. Посвистывают, перебирают бумаги, а на ферму послать некого. Почему бы, например, не продать колхозный скот фермерам? За каждым поросенком и теленком бы следили. Но такие, как Атякшов, разве дадут? Игорь однажды сам слышал на собрании, как председатель райисполкома глаголил: «Скоро мы совершим вторую революцию, у всех новых богачей добро под корень срежем!» Нашелся руководитель района — живет вчерашним днем!

— Идем-ка, друг, по ферме пройдемся, — сказал Атякшов, — посмотрю, что у тебя нового.

Буйнов и здесь не удержался:

— Да Америку, Герасим Яковлевич, еще Колумб открыл. Капиталисты давно новых колес не ставят — все на старых ездят. Мы за ними все спешим, но все равно никак не догоним. Знаете, почему?

— Почему? — резко остановился тот. Засунул в карман шубы снятые варежки, будто голыми руками хотел пощупать это «почему».

— Плохие машины выпускаем. Так поставлено и скотоводство. Когда это было: от двух коров одного племени две доярки надаивают по-разному?

— Выходит, одна из них лучше любит свое дело.

— Нет. «Передовая» доярка держит вместо одной коровы двух. Вторую корову считает нестельной. Вот из-за чего в день надаивает четыре ведра, а её подружки — по два. Здесь нехитрая арифметика.

— Тогда зачем ты назначен зоотехником? — разозлился гость.

— Я, Герасим Яковлевич, слежу за тем, как бы побольше воды во фляги не наливали. И еще — чтоб бычков лучше кормили. Не выйду денек на ферму, и тех впроголодь оставят…

Атякшов спешил куда-то. При обходе коровников он не ругался, но и не услышали от него ни одного слова благодарности. Поговорил, поспрашивал — и снова домой.

Когда его машина (а она стояла в лесочке у Пор-горы, поэтому впотьмах ее не разглядел Буйнов) выскочила на большак, самая пожилая доярка растерянно взмахнула руками:

— Ой, этот начальник не фермерам раздавать телят приезжал?.. — Он ведь всем моим телятам заставил прикрепить бирки!

Игорь улыбнулся. Что скажешь женщине, она, кроме своего села, ничего не видела. Ведь на какую вершину поднимешься, и жизнь тебе такой будет казаться.

Говорят: от своей судьбы человек никуда не убежит. Моря и океаны, семь стран обойди вдоль и поперек, а если придет смерть — от крошки хлеба задохнешься.

Говорят: все в руках у Инешкепаза, без его воли с головы человека и волос не упадет. Вот поэтому не знаешь, почему мечты рушатся, почему не все в жизни получается…

Говорят: что сделаешь — это твоим будет. Сотворенное своими руками никуда от тебя не уйдет. Оно всегда с тобой — если не рядом, то в мыслях живет.

… Олег Вармаськин был в полусне. Он ангелом плыл по небу и одновременно не мог отделиться от тела. Уж шибко жарко было на печи — всю ночь поясницу прогревал. Другого блаженства и не надо было!

Глаза уже почти закрывались, и здесь он почувствовал, что чем-то его стукнули. Приподнял тяжелую голову — в ногах валялся его мокрый валенок. «Это кто еще смеется надо мной?!»

— Вставай, вор, посадить тебя пришел! — Около порога стоял хозяин дома, Захар. Грудь его тяжело поднималась, сам смотрел на Олега разъяренным быком. На губах пена. — Кому, кикимора, продал колхозные моторы?

— Почему думаешь, что это я их продал?

— Вчера на ферму с друзьями ты заходил. Думаешь, что с похмелья голова у меня не варит?..

Олег спустил голые ноги, наступил на пол. Обул резиновые галоши — и так, в нижнем белье, вышел на крыльцо. К туалету не смог пройти — тропку совсем занесло. Присел за ивовым хлевом, оправился — и вновь в теплый дом.