Вадим Пеунов - Без права на помилование

Иван Иванович с тупым недоумением взирал на крашенные много лет тому назад красной охрой двери. Три дырки с щербинками... Как в замшевой куртке Сани... В плотном свежем дереве пули просто «просверлили» бы себе ходы, а здесь, в пересохшем, потерявшем структуру, — выщербили. Жило в Иване Ивановиче мучительное желание прикоснуться к дыркам, потрогать их пальцем. Ему казалось, что они должны быть горячими...

Как же пересеклись пути Ходана и Сани? Может быть, случайно увидел на улице и узнал в «профессоре» с модным портфелем-«дипломатом» Ходана. Сколько он следил за хитрым, осторожным преступником, пока не очутился здесь, в старом, отжившем свой век, рабочем поселке?

Он понимал, что если Ходан скроется из вида, то уйдет. «Запер...» А что он еще мог сделать? Надеялся, что Ходан в ловушке.

...Три дырки в старых досках... Их можно потрогать пальцем.

Приехал генерал. Подошел к Ивану Ивановичу, стоявшему чуть поодаль от места происшествия, взял майора Орача под руку и повел за собой:

— Тут теперь обойдутся без нас... Евгений Павлович справится, — сказал он мягко, открывая заднюю дверцу своей машины. Пропустил Ивана Ивановича, сел рядом: — Будем надеяться на руки чудо-профессора и счастливую судьбу.

«Чудо-профессор... Счастливая судьба...» — как горное, сочное эхо, неоднократно повторяющееся, звучало в голове Ивана Ивановича. Но эти звуки не касались его боли, его раздумий, они словно рикошетили.

— Выйти один на один с Папой Юлей — не каждый вооруженный решился бы, — похвалил генерал отчаянную храбрость Сани. — Геройский у вас сын, Иван Иванович.

— Нет, не геройский, — возразил тот. — Саня знал, с кем имеет дело. Он просто не мог поступить иначе.

— Не мог... А мы-то своих все: «Дети да дети!» — в раздумье проговорил генерал. — Паспорт вручаем: «ребенок». В армию сына провожаем: «дитя». Но дело не в годах, а в гражданской зрелости. Сколько, Иван Иванович, вам было, когда вы первый фашистский танк подбили?

— Восемнадцатый шел. Совершеннолетие свое я отмечал на огневой. Мы сопровождали пехоту. Оторвались от полка... Из четырех пушек в батарее уцелела одна моя. И вдруг приходит комсорг полка. Как он нас разыскал? Мы километров пятнадцать в тот день отмахали. И все с боями. Приносит баклажку спирта, в «сидоре» за плечами — хлеб и консервы. Удивил всех: комсорг полка принялся за старшинские обязанности! Сели поужинать — голодные, словно месяц крошки хлеба во рту не было. Комсорг спирт по кружкам разлил: «За именинника! Вашему сержанту сегодня восемнадцать!» А я и забыл об этом...

Рабочий город уже отходил ко сну, чтобы завтра рань-ранью вновь встать на трудовую вахту (которая, кстати сказать, не прекращалась и ночью). Улицы опустели. Ртутные фонари-светильники отгородили невидимой крышей город от неба. Где-то там, вверху, было царство тьмы, за которым начиналось владение звезд и молодой луны, катившейся светлым мячом...

Безлюдны в эту пору улицы Донецка. В Киеве, в Москве — десять часов вечера — это начало «второй половины суток», когда заполняются кафе и под ресторанами выстраиваются очереди, начинается суета возле театров, заканчивающих свои спектакли...

Черная «Волга» с «козырными» номерами обогнула площадь, словно сделала почетный круг возле памятника Дзержинскому, попрыгала по тесаной брусчатке, которой в давние времена вымостили трамвайный путь, обнимавший здание управления цепкими объятиями, и остановилась у подъезда.

— Зайдем ко мне, подождем развития событий.

Они поднялись в кабинет.

Ивана Ивановича трясло, это уже начали сдавать нервы.

— Угощу-ка я тебя, Иван Иванович, чаем, — доверительно обращаясь к подчиненному на «ты», сказал генерал.

Он открыл дверцу большого шкафа-стенки. Там, на полочке, стоял самовар и посуда. Генерал воткнул вилку в штепсель, взял две небольшие чашечки на блюдечках, поставил их на столик, примыкавший к письменному.

— Заварим по японскому рецепту... Я не поклонник кофе. А вот чаек!..

Впрочем, кто в управлении не знал слабости генерала!

Увидев состояние майора Орача, которого трясло, словно бы начинался приступ желтой лихорадки, он сказал:

— Э-э, как мы раскисли!

Самовар уже посвистывал.

В это время зашипела стоявшая на телефонном коммутаторе рация, и хриплый голос взволнованно сообщил:

— Двадцать минут тому назад угнали серую «Волгу»-24, номер 19-56.

— Товарищ генерал, это он! — воскликнул Иван Иванович.

— И я так думаю. — Генерал взял трубку рации и включился в разговор: — Всем постам ГАИ: задержать машину «Волга» серого цвета с номерными знаками 19-56. В машине, по всей вероятности, один человек. Вооружен. — Отдав распоряжения, генерал, как бы подводя итог, сказал: «Это уже все!»

Иван Иванович мысленно согласился: «Да, на сей раз Гришке не уйти... Если только ему не поможет надвигающаяся ночь».

С момента начала хирургической операции прошло уже более трех часов. Надо было позвонить, справиться о состоянии Сани. Но Иван Иванович не звонил: не потому, что неудобно было сделать это при генерале, а просто... боялся. Пока он ничего не знал, а значит, мог на что-то надеяться. Три тяжелых ранения, одно — сквозное, в легкое... Но у профессора — руки волшебника, и потом... есть еще судьба. Она должна улыбнуться Сане. Должна! Иначе, зачем она дала ему талант? Чуткую душу... бескомпромиссный характер...

Замигала изумрудным глазом рация, и в хаос звуков, из которых соткан эфир крупного промышленного, города, вплелся чистый голос, словно человек был где-то рядом, за стеной:

— Докладывает старший лейтенант Носик. Серая «Волга» 19-56 прошла мимо Центрально-Заводской шахты в сторону Буденновки со скоростью свыше ста километров. Начинаю преследование.

«Молодец, — подумал невольно Иван Иванович. — Разглядел номер машины, которая, ослепив тебя фарами, промчалась со скоростью ракеты, вырывающейся из земного притяжения...»

Он вспомнил дорогу, идущую вдоль старейшей шахты города, с которой, можно сказать, начиналась бывшая Юзовка. Дорога металась из стороны в сторону, как змея, спасающаяся бегством. Ее латали два раза в год: весной и осенью, но тяжелые самосвалы, возившие доменный шлак и железобетонные панели, быстро разбивали. Колдобина на колдобине... В это вечернее время дорога была, в общем-то, относительно свободная — легковой транспорт шел другой дорогой, на мост через Кальмиус: чуток подальше, зато — надежнее. Ходан выбрал кратчайший путь к степным просторам.

Генерал вызывал посты в шахтерских поселках, через которые должен был проследовать человек, угнавший серую «Волгу».

— Буденновка! Чулковка! Моспино!

Моспино — это окраина Донецка, дальше шоссейных дорог не было, только грунтовые. Правда, пока дожди не расквасили землю, по хорошему грейдеру — не хуже, чем по асфальту. Но куда? Юркнуть в сторону и воспользоваться темнотой? Или через Амвросиевку на Таганрог? Это километров двести с лишним, если по прямой. Можно доехать до какой-нибудь станции, затем машину — в пруд. Пока ее обнаружат, поезд увезет на край света...