Николай Кузаков - Красная волчица

Генка Ворон осторожно поднял ружье. Выстрел рванул лесной шум. Олененок упал.

На табор Генка Ворон пришел в сумерках, сбросил тушу с плеч, сел у костра. К ночи подул сырок, холодный ветер.

— Пора уходить, — проговорил Генка Ворон. — Скоро снег. А по снегу нас мальчишки перестреляют, как зайцев. В город надо подаваться. Там зиму перебьемся.

Фомка, рыжий, длинноносый, пока Генка Ворон говорил, ковырял прутиком землю.

— Без ничего уходить? — удивился Фомка. — Хоть бы коней в деревне добыть.

Бородатый, черный, как цыган, Спиря глянул на Фомку.

— Может, самогонки тебе в деревне достать?

— Не помешала бы.

— С Ушканом говорил, — продолжал Генка Ворон. — По всем деревням деньги в фонд обороны собирают. Следующей почтой повезут. Возьмем деньги и коней прихватим.

— А почтальоншу? — Фомка посмотрел на Генку Ворона.

— Можно и почтальоншу.

Бандиты ночевали в землянке. Это тайное убежище в Немом урочище на всякий случай когда-то для себя приготовил еще Григорий Боков. О нем Генке Ворону рассказала Капитолина. В нем и обитали лето бандиты.

Ночью Генка Ворон вышел из землянки. Шел снег.

— Досидели, сволочи, — в сердцах сплюнул он и вернулся в землянку. — Собирайтесь быстро.

На рассвете бандиты, крадучись, подходили к Сонному плесу. На молодом снегу от раздавленных ягод, точно капли крови, выступали ярко-бордовые пятна. И этот кровавый след тянулся за бандитами через весь лес. Они остановились в сосняке на Белом яру. Внизу, под яром, проходила почтовая дорога.

— Фомка, сходи посмотри, не проезжал ли кто сегодня, — приказал Генка.

Фомка по ложбине спустился к реке и вернулся.

— Следов нет.

— Мы со Спирей займем место вот здесь, у ключа, под сосной, в начале яра, а ты спрячешься в нижнем конце. Мы пропускаем почту и стреляем ямщика в спину. Почтальонша кинется от нас. Ты, Фомка, ей преграждаешь путь. На всякий случай раз-другой выстрели над головой. Ямщику привязываем камень к шее и — в реку. Забираем деньги, почтальоншу, лошадей и уходим до первой горной реки. А там нас попробуй найди. По местам.

Генка Ворон подошел к сосне, расчистил снег и опустился на землю. Рядом с ним устроился Спиря.

Димка с уздечками на плече шел в поскотину. Утро было чистое, ясное. Выбеленная земля казалась помолодевшей. Скоро в тайгу. Давно ли Димка проклинал охотничью жизнь, а вот выпал первый снег, и сердце затосковало о горах. Уж так нескладно устроен человек.

Широко распахнулась дверь, по-хозяйски уверенно в дом вошел Матвей Кузьмич.

— Можно, Ятока?

— Пошто нельзя? Раздевайся, садись.

Матвей Кузьмич снял полушубок, шапку, повесил у дверей, одернул гимнастерку и сел напротив Ятоки.

— Курить-то у вас можно?

— Можно. Я тоже теперь курю.

Матвей Кузьмич достал кисет, завернул самокрутку и прикурил.

— Васильевич уже уехал?

— Все добром будет, к вечеру вернется. А ты домой собрался?

— Да нет еще. Райком партии задание дал — охотников проводить в тайгу. В верхне-каменских деревнях я уже провел собрания с парнями. У кого не хватало провианта, подвезли. Зимовья кое-где подремонтировали. Так что там уже все на мази.

— У нас тоже все готово. Вот ружья проверим — и можно в тайгу идти.

— Ты тоже идешь с парнями?

— Нет. Маша маленькая еще. Около дома ходить буду. В зимовья к парням тоже пойду. Наставлять их надо, учить маленько.

— Спасибо тебе, Ятока, что ты из этих мальчишек настоящих людей делаешь. И за пушнину тебе от Советской власти спасибо.

— Однако, пустое говоришь, Кузьмич. Парни сами растут. Верно, белку промышляю, зверя разного, однако, как не промышлять, я же охотник.

Из горницы вышла Семеновна.

— Здравствуй, Матвей Кузьмич.

Матвей Кузьмич встал.

— Здравствуй, бабушка. Как здоровье твое?

— Какое здоровье? — махнула рукой Семеновна. — Как узнала про гибель Сергея… Думала, уж не встану. — Семеновна горестно вздохнула. — Проходи в горницу. Ты, Ятока, самовар поставь.

— Ладно,

Семеновна с Матвеем Кузьмичом прошли в горницу, сели у окна.

— Как там женщина, над которой бандиты изгилялись?

Лицо у Матвея Кузьмича помрачнело.

— Умом-то вроде выправилась. Да душу ей опоганили. Как мужа-то теперь встретит? Что ему скажет? На глазах тает. Высохла.

— Горемычная. Мору на этих извергов нет.

— Убрались, гады, куда-то.

Мимо окон проплыли оленьи рога. Матвей Кузьмич встал. Выглянул в окно.

— Кто там? — спросила Семеновна.

— Эвенки к вам пришли с оленями.

— Должно, из «Красного охотника» кто-то.

Ятока вышла из дома и вскоре вернулась с Бироктой и Накой. Нака, круглолицая, смуглая, топталась у порога и не знала, как себя вести. Бирокта поздоровалась за руку с Семеновной и Матвеем Кузьмичом.

— А Димка где? — спросила Бирокта.

— За почтой уехал. Вечером будет, — ответила Семеновна.

— О, худой добра. Пошто давно в гости не ходит?

— Когда ему? С седла не слазит.

— Ятока тоже совсем свой род забыла, — Бирокта осуждающе посмотрела на Ятоку.

Семеновна заступилась за нее:

— Куда она от ребенка пойдет? А Кучум че не пришел?

— Ноги совсем худые стали. Вот мы с Накой за провиантом пришли. Муки тоже надо. Табак вышел.

Матвей Кузьмич с интересом посматривал то на Бирокту, то на Наку.

— А мы завтра к вам собирались, — проговорил он, — Табак и мука есть.

Семеновна подошла к Наке.

— Ты, девонька, че же это к дверям жмешься? Проходи. Сейчас чай сгоношим. Потом уж пойдете в сельпо.

Из школы прибежал Слава. Поздоровался со всеми. Бирокта окинула его взглядом.

— Совсем, однако, ладный парень стал. На охоту собираешься?

Слава опустил голову.

— Не берут. Учиться велят. Через год пойду в тайгу.

Бирокта глянула на Матвея Кузьмича.

— Кузьмич, пошто неладно делаем? Война. Пушнину добывать надо. Мы ребятишек в школе держим. Какой толк из них будет? — горячилась Бирокта.

Матвей Кузьмич улыбнулся:

— Придет время, война, Бирокта, кончится. Как мы тогда без грамотных людей жить будем? Вернется Слава в Ленинград, ни «а», ни «б» не знает. И скажут люди: «Ты где же рос-то, среди медведей?» Выходит, мы и за грамоту в ответе.

Семеновна помогала Ятоке накрывать на стол.

— Была бы у человека голова, а грамоту он наживет, — вставила Семеновна.

— Хорошей-то голове, бабоньки, и нужна грамота.

Ятока всех пригласила за стол. Матвей Кузьмич поднялся.

— Ты это че же от чая-то бежишь? — упрекнула его Семеновна.

— Мы с Серафимом Антоновичем недавно почаевали. Спасибо. В другой раз.

Димка приехал поздно. Слава его встретил у почты. Вместе отвели лошадей на конюшню и теперь по угору шли домой.

— Двоек много нахватал? — спросил Димка.

— А ты не хватал?

— Было дело, Слава. Ты тетю Глашу навещаешь? Харчи-то есть у них какие-нибудь?