Николай Кузаков - Красная волчица

— Сохатить собрался, да голова кругом пошла.

— Совсем дурной стал. Болезнь мозги отняла. Водку пил, в лес пошел. Добрые звери убегут, худые найдут, задавят. Пропадет Васька.

— Верно говоришь. Веди в чум. Выспаться надо.

Василий напился горячего чая и уснул. Ятока поправила подушку и долго смотрела на него. Одни добрые духи знают, как Ятока тосковала по тебе, каждый день просила горы и солнце о встрече. И вот ты пришел. Смотри, как счастлива Ятока.

Василий открыл глаза. В чум сквозь дымовое отверстие проникал свет.

— Проснулся, — улыбнулась Ятока. — Три раза суп грела.

Василий сел.

— Дай что-нибудь попить, — попросил он, — в душе жжет,

Ятока подала туес клюквенного настоя.

— Зачем много водки пил?

— Тошно было, вот и глотнул. — Василий вспомнил Капитолину, и у него засосало под сердцем. Он стиснул зубы. — Я схожу к озеру, умоюсь.

Вернулся Василий. На дощечке, возле шкуры, стояла деревянная миска с кусками мяса.

— Это все мне?

— Тебе.

Ятока подсела ближе к Василию, провела ладонью по шраму на шее.

— Не больно?

— Немного.

— Я мази из разных корней сделала. Помажешь, совсем боль пройдет.

Василия тронула забота Ятоки. Он положил руку на ее хрупкое плечо.

— И откуда ты взялась на мою голову?

Ятока прижалась щекой к груди Василия.

— Ты сегодня не уйдешь?

— Сейчас пойду. Надо сохатого промышлять. Зимой без мяса худо жить будет.

— Я тоже пойду с тобой. На Глухариной речке лучить будем. Лодка там есть. Там и зверя добудем.

— Пойдем.

У охотника сборы скорые: привязал к поняге котелок, кошелек с краюхой хлеба, щепоткой соли, взял ружье, пальму — и готов.

Через несколько минут Василий с Ятокой были уже в дороге. Тропа вела их по горам. Осенний лес полыхал яркими красками. Приятно бодрила прохлада.

— Вася, пошто меня в деревне не любят? — спросила Ятока. — Кайнача придет, его за стол: садят. Много разговаривают. Ятока придет, мужики уходят, бабы пугаются.

— Брось шаманить, и тебя как человека принимать будут. Такая красивая девушка и связалась с чертями. Пусть бродят по лесу. Ты же людей обманываешь.

— Пошто так плохо думаешь? возмутилась Ятока. — Тунгусы никогда не врут. Ятока тоже не врет. Она людей лечит, злых духов прогоняет. Пошто не веришь?

— Ты говоришь, все тунгусы честные. Верно. Что скажешь против простых охотников. А Урукча? Отец твой? Как они оленей нажили, где взяли столько?

Ятока остановилась. Остановился и Василий.

— Охотников грабили, — продолжал Василий. — А почему померла твоя мать?..

— Не говори, — Ятока отшатнулась.

— Что с тобой? — растерялся Василий,

— Кто тебе сказал про мать?

— Об этом все знают.

Ятока вскинула голову. Только что перед Василием был беспомощный ребенок, а теперь стояла решительная бесстрашная таежница.

— Всех оленей отдам добрым духам. Пусть они забудут — зло моего отца.

— Не духам, а людям их отдать надо, простым охотникам и пастухам, тем, у кого с голоду ребятишки помирают.

Василий зашагал по тропе, Ятока шла следом.

— Отец узнает, где ты был, опять тебя ругать будет, — беспокоилась Ятока.

— Пусть ругает.

— Прогонит из дому.

— Не прогонит. А в случае чего, найдем место на земле.

Впереди послышался лай Малыша. Василий остановился, прислушался. Ятока вопросительно смотрела на него.

— На сохатого лает, — определил Василий. — Пошли.

Малыш лаял на седловине хребта. Здесь когда-то от грозы, а может, от брошенного окурка, полыхал огонь. Теперь повсюду лежали обгорелые колодины, а между ними куриями росли березки.

Малыш лаял напористо. Слышался треск валежника и глухое урчание. Василий осторожно шагал через валежины, за ним тенью следовала Ятока. Вот послышался приближающийся топот копыт. Василий с Ятокой притаились за колодиной. Удар копыт. Малыш смолк, но тотчас его лай раздался в стороне.

— Шибко злой: Малыша гоняет. Однако два — матка и бык.

Василий приложил палец к губам.

Они пробрались к березкам и выглянули из-за них. Впереди, саженях в ста, на поляне стояла матка. Вокруг нее ходил бык. Широченные рога с острыми отростками лежали на спине. Вся морда и шея быка были в крови. Вот он опустил голову, выставил рога и бросился в чащу, где за кустами виднелся толстый пень. Оттуда донеслись удары рогов.

— С кем-то дерется, — прошептала Ятока. — Стрелять матку надо.

Василий не ответил. Он держал наготове ружье и выжидал. Разъяренный бык вылетел на поляну и остановился возле матки. Василий вскинул бердану, хлопнул выстрел, бык вздыбился и бросился на него. Ятока юркнула под упавшее дерево. Василий передернул патрон и, когда сохатый сделал прыжок, еще выстрелил. Бык перевернулся, вонзив в землю серые штыки рогов. На него налетел Малыш и с остервенением стал рвать шерсть. Матка убежала.

— Совсем понятия у тебя нет, — выбравшись из-под колодины, заговорила Ятока. — Сначала матку стрелять, надо. Бык от нее не уйдет. Потом его добывать. Сразу два зверя будет.

— Я знаю.

— Пошто, неправильно стрелял?

— Мама у нас мясо не ест, а нам с отцом одного сохатого хватит. Матка на другую осень пригодится. Да еще теленка вырастит.

Василий с Ятокой подошли к сохатому. Вся морда его и шея были в ранах, глубоких, кровоточащих.

— Шибко дрался с другим быком.

— Нет, это медведь следы оставил, — осмотрел раны Василий. — Видишь, на шее четыре борозды от когтей.

Ятока оглянулась.

— Он его должен где-то прикончить, — на всякий случай приготовил бердану Василий. — Бык вон туда, к пню, бегал.

Василий осторожно шел с ружьем, Ятока за ним, земля вокруг была вспахана копытами сохатого, на поломанных березках пятна крови.

— Вот где они дрались, — показал Василий.

Он сделал несколько шагов и у пня увидел темную тушу медведя. Подбежал Малыш и вцепился ему в загривок. Все тело зверя было исколото рогами.

— Поработал сохатый, — в голосе Василия слышалось уважение.

— Дурной медведь. Зачем лез. Сохатый сейчас злой и смелый, покачала головой Ятока.

— Мяска хотел отведать.

— Ягоды много, орехи есть, зачем ему мясо? Совсем дурной.

Василий с Ятокой разделали туши зверей, залабазили, захватили с собой мяса и спустились к Глухариной реке. Здесь на берегу было небольшое зимовейко, возле него, у стены, перевернутая вверх дном лодка, в зимовейке — острога, смолье.

— Теперь будем отдыхать, придет ночь, лучить поплывем, — раскладывая костер, говорила Ятока.

Василий лежал на мягкой траве и смотрел в небо. Там, в голубой выси, парили орлы. Рядом сидела Ятока, гладила его кудри. Она радовалась, что Василий с ней. А в его душе не проходила боль.

Малыш от нечего делать бродил по берегу, вынюхивал в траве мышей, потом подошел к воде и стал громко лакать. Ятока посмотрела на Малыша и спохватилась.