Николай Кузаков - Красная волчица

— Ты заболела?

У Степана было испуганное лицо, Надя, глядя на него, ласково улыбалась.

— Да что с тобой? — допытывался Степан.

— Ребенок, Степа, у нас скоро будет.

— Так ты что же раньше-то молчала? — совсем растерялся Степан.

— Раньше-то я девкой была.

— Да я не про то. Что делать-то будем?

— Смешной ты у меня, Степа. Растить ребенка вместе будем.

— А мне-то что делать?

— Иди вари суп, а то уплывет,

— Ребенок-то когда будет? — не слушал Степан Надю. — Ему, поди, одежонку какую-то шить надо. У Семы в Госторге кожа есть. На ичиги пойдет.

— Ты еще ружье сходи купи, — смеялась Надя.

— И куплю. И пальму скую. У меня кусок стали хороший есть. Специально берег для пальмы. Теперь сгодится.

— Сам-то ты у меня ребенок ребенком. — Надя дернула Степана за чуб. — Иди вари суп. Я полы домывать буду.

— А может, я…

— Да иди ты…

Степан походил вокруг костра. «А ведь что-то делать надо, — думал он. — Зыбку я смастерю. А еще что? Отец, называется. Может, сходить к тете Глаше, посоветоваться. Опять же как-то неудобно».

Надя вышла на крыльцо.

— Сварился суп?

— Сварился.

— Неси, есть будем.

Надя нарезала хлеб, налила в тарелки суп. Потом взяла со стола лист бумаги.

— Степа, я лист какой-то на полу нашла. Рисунки на нем.

— Это я рисовал эвенкийскую деревню. Вот здесь по берегу будут дома, а среди сосен школа. Рядом изба-читальня.

— Когда же мы со всем этим управимся?

— Это же лето не последнее. Постой, а как же ты теперь с отрядом поедешь?

— Да так и поеду. Не скоро же будет ребенок.

Степан почесал за ухом.

— Вот дела. Чем с вашим братом заниматься, лучше революцию делать. Там хоть все понятно — бей беляков, и точка.

— Если мужики только воевать будут, тогда где же нам, бабам, ребятишек взять?

— И то верно.

— Да ты ешь.

Степан подвинул к себе тарелку.

— Я сейчас поплыву сети ставить, а то завтра и поесть будет нечего. И уток на озере постреляю.

— Возьми меня, Степа.

— А что, поплывем.

Через час Степан с Надей отплывали от берега. Степан сидел за веслами, Надя — на носу. Быстрое течение подхватило лодку, и замелькали берега.

У Ятоки на коленях лежит сын, тянет ручонки, что-то силится достать.

— Совсем большой стаешь, — ласково смотрит на него Ятока. — Скоро с отцом в тайгу пойдешь. Белки много промышлять будешь. Я ждать вас буду.

Из чума ей видна речка, за нею горы. На их вершинах лежит солнце, от него полнеба в огне. Щебечут птицы. Где-то недалеко праздно кукует кукушка. За стойбищем у дымокуров хрюкают олени.

Ятока покачивает сына и тихо напевает:

Эту песню она слышала от Василия с Семой, когда осенним вечером была с ними на озере. Они ловили рыбу, а потом у костра пели песни, а в небе кричали журавли.

Ятока вздохнула. Но что это? На стойбище залаяли собаки и умолкли. А песня звучала все сильней. И вот уже хорошо слышны ее слова:

Ятока с сыном на руках вышла из чума. По берегу реки ехал конный отряд. Впереди всех на Орленке под красным знаменем Василий. Из чумов выбегали дети, женщины. Навстречу отряду уже шли Кучум, Согдямо и Кайнача.

Всадники свернули к стойбищу.

Василий спешился и подошел к Кучуму.

— Товарищ Кучум, — рапортовал Василий. — Матвеевский Красный отряд прибыл для строительства эвенкийской советской деревни.

— Так что принимай гостей, ядрена-матрена, — проговорил подошедший дед Корней.

— Спасибо, — улыбался Кучум. — Мы шибко рады гостям.

А Василий уже отдавал распоряжения:

— Сема, бери себе несколько человек и ведите коней на пастбище. Максим, плыви ставить сети, чтобы на завтрак рыбы было вдоволь. Женя и Надя, выбирайте место для кухни. Ребята вам котлы установят,

Эвенки толпились вокруг приехавших, помогали им расседлывать лошадей. Василий увидел Ятоку, шагнул к ней. Она была все та же лесная девушка и в то же время совсем другая. Немного пополнела, а от этого как будто повзрослела. Взгляд темных глаз стал теплей. Казалось, что Ятока знает такое, что никому не известно. И она с достоинством хранит эту тайну.

— Здравствуй, Ятока, — Василий волновался,

— Здравствуй, Вася. На охотника посмотри, — Ятока кивнула на сына, который таращил глазенки на заходящее солнце.

— Сын?

— Сын, — улыбнулась Ятока.

— Ребята, сюда, — крикнула Женя. — В нашем отряде-прибыло. Еще один боец появился.

— Качать Ятоку!

Василий неловко взял сына. И Ятоку тотчас подкинули в воздух сильные руки.

— Ой! — отбивалась Ятока. — Совсем сумасшедшие ребята.

— Как назвала сына? — спросила Женя Ятоку,

— Никак не звала. Отца поджидала.

— А ты-то что молчишь? — наступала на Василия Надя.

— Дмитрием назовем. Димкой.

— Правильно, Василий, — одобрил дед Корней. — Дмитрий стоящий был человек.

Погасло солнце. Несмелые сумерки опустились на тайгу. Ятока унесла спящего Димку. За ней в чум пошел Василий.

— Как жила-то? — Василий с любовью посмотрел на Ятоку.

— О тебе все думала. У Димки твои глаза, твоя улыбка. Шибко радовалась. Правильно подруга говорила. На тебя смотрела, Димка шибко похожий.

— Чудачка. Так он мой сын.

— Конечно, твой. И походка твоя.

— Как узнала про походку? Он и ползать еще не умеет.

— Когда на коленях держу, широко шагает.

— Не смеши.

— Надолго приехали?

— До сенокоса будем. А ты собирайся. Без тебя и Димки мама меня на порог не пустит.

В самом центре стойбища парни поставили козлы. На них Василий с Семой пилят плахи для полов, потолков и тес для крыш. Сделано уже много за два месяца.

— Все! — крикнул Василий. — Он скатил с козел бревно, оно глухо упало и рассыпалось на доски.

— Тесу теперь хватит. — Сема по-хозяйски огляделся.

За кухней, где возились Надя и Женя, раздался выстрел. Василий с тревогой посмотрел в ту сторону.

— Кто-то из берданы лупанул, — определил Сема,

— Кого там черт носит? — Василий спрыгнул с козел.

В это время из чащи вышел Кайнача.

— Ты какого черта здесь с ружьем балуешься? Люди же кругом, — ругал Василий Кайначу. — Убьешь еще кого-нибудь.

— Зачем людей стрелять буду? Сохатого добывал.

— Иди девчонкам сказки расскажи.

— Пошто не веришь? Зачем на оленях возить мясо? Пусть само на ногах идет. Подранил сохатого, пригнал сюда и кончил.