Александр Кутепов - Знойное лето

На обратной дороге, уже на подходе к табору, встретился ей Григорий Козелков. Бредет, загребая пыль, мотает пьяной головой.

— Эка страсть в жару водку хлестать! — сказала ему Марфа Егоровна и пошла себе дальше. Но Григорий был расположен к разговору и увязался за старухой.

— Для успокоения души, — бубнил он. — Поминки у меня сегодня. Тридцать лет прожил, откровенно выражаясь. А зачем? Нет, ты скажи мне, зачем?

— Небеса коптить, — ответила Марфа Егоровна.

Невеселый получился у Козелкова день рождения. Нынче утром на свиноферме получился скандал: кормозапарник по недогляду Григория вышел из строя. Накричавшись, свинарки гурьбой отправились к Кузину с требованием убрать «эту паскуду» и дать другого человека. Захар Петрович вызвал Козелкова для объяснений. Григорий опять заныл, что чуткая его душа не переносит физического труда. «Иди к Журавлеву, — сказал ему Захар Петрович, вспомнив, как Иван Михайлович как-то говорил ему, что спасать надо Гришку, и он согласен взять его к себе трактористом. — У него душа добрая, всех дураков подбирает. И для тебя найдется место». Но Журавлев был в поле, а магазин — вот он, рядом. Стакан водки, занюханной рукавом, распалил Григория, настроил на воинственный лад. Ему ни Журавлев, ни черт, ни дьявол не страшны.

Теперь вот тащится, едва поспевая за старухой, и бубнит одно и то же:

— Скончалась моя молодость тихо и незаметно, как набожная старушка.

— Ты старух не задевай, — обиделась Марфа Егоровна. — Они молодым во как нос утрут! Нету в тебе, Гришка, ни стыда, ни совести, ей-бо! Чего намедни мать опять со слезами ходила, а? Чего, беспутная твоя башка, по лесам шастаешь? Чего потерял?

— Не знаю, — ответил Козелков. — К Журавлеву иду.

— Нужен ты Журавлеву, как прошлогодний снег. Ляжь вон под куст да проспись.

— Нет! — заартачился Григорий. — Пойду муравьев дразнить. Очень люблю, откровенно выражаясь. Они огня боятся, носятся как шальные. Трухлявый дом спасают… Пропади все пропадом!

Козелков свернул в сторону от дороги и полез по кустам, только треск пошел.

— Свихнулся, ей-бо! — определила Марфа Егоровна.

Взглянув на солнце, она заторопилась: явятся парни на обед, а у нее ничего не готово.

Едва перебрала и очистила грибы, уместила на плите две здоровенные сковородки и запалила в печке березовый сушняк, как приехал на табор Сергей.

— Здравствуй, кормилица! — приветствовал он повариху. — Не моришь мужиков голодом?

— По работе и кормежка, — засмеялась Марфа Егоровна. — Косить нынче кончаем. Уж расстараюсь ради такого дела. Погодишь, так и тебя накормлю.

— За этим и приехал, — Сергей свалился под березкой. — Вздремнуть бы часиков десять и больше ничего мне не надо… Иван Михайлович где?

— В мастерскую мотался за какой-то железякой. Витькиному трактору ремонт делают. Вон за тем осинничком, супротив лога. Где кукуруза была… Скоро поди-ка явятся все. У нас тут строго, семеро одного не ждут.

Старуха отошла к печке, занялась своим поварским делом. Сергей достал из кармана пухлый обтрепанный блокнот и начал меж делом считать-пересчитывать цифры уборочной.

— Марфа Егоровна! — спохватился он. — Я ведь подарок тебе привез. Помнишь, фотограф тут был?

— Карточку прислал? — Марфа Егоровна начала вытирать о фартук руки. — Дай-ка гляну, какая я красавица.

— Бери выше, Егоровна! — засмеялся Сергей и достал из кармана свернутые трубкой газеты. — Пропечатали тебя, Егоровна, теперь весь район нашу повариху знает.

Марфа Егоровна осторожно взяла газету, развернула, глянула на свой портрет, напечатанный на первой странице, и часто заморгала, зашмыгала носом.

В это время к табору с шиком подкатил Антон. Он заглушил мотор комбайна и с видом человека, знающего себе цену, направился к Марфе Егоровне и Сергею. Но в последний момент озорство взяло верх. Подкинув ладонь к фуражке, он отрапортовал поварихе:

— Разрешите доложить. Рядовой комбайнер Антон Бурин закончил работу на вверенном участке. Санька и Андрюха добивают последнюю загонку. Техника и личный состав находятся в удовлетворительном состоянии, происшествий нет!

— Вольно, — сказал ему Сергей.

Тут только Антон обратил внимание на растерянный и вообще необычный вид поварихи.

— Ты чего это, баба Марфа, жмуришься? — спросил он.

Марфа Егоровна протянула ему газетку. Глянув, Антон присвистнул от удивления, но тут же обнял повариху и закружил ее.

— Причитается с тебя, баба Марфа! — кричал он.

— Будет тебе, шелопутный!

— Нет, все равно причитается! — упрямился Антон. — Когда про Федьку написали в газете, так двумя бутылками еле отделался. А тут — портрет!

— Это Иван не знает про эти бутылки. Вот скажу ему.

— Скажу, скажу! Сразу загордилась!

Они препирались до тех пор, пока не собралось на табор почти все звено. Не было Журавлева и Виктора — они все еще возились у трактора.

Когда Антон, потребовав тишины и внимания, объявил о неожиданном прославлении поварихи, поднялся радостный гвалт. Удивил всех Сашка. Незаметно исчезнув, он вскоре вернулся и вручил Марфе Егоровне букет ромашек. Она была растрогана, но все же не утерпела кольнуть Антона:

— Вот хорошие-то парни как делают. А ты заладил одно: причитается да причитается.

Сашка получил полную тарелку жареных грибов, и все наглядно убедились в ценности хороших манер поведения.

— У меня и другая новость имеется, — сообщил Сергей. — Из района передали, что по итогам пятидневки лучший результат на вспашке зяби у Федора Коровина и Павла Ившина. С чем и поздравляю.

Федор и ухом не повел, зато Пашка покраснел от избытка радости.

— Ничего себе работнули, — сказал он. — Утерли носы некоторым комбайнерам.

— Все бы так утирали! — заволновался Андрюшка. — Тут не знаешь, с какой стороны подползать к поваленной пшенице, а вам что, газуй да газуй. Хоть с закрытыми глазами.

— Ничего, — успокоил его Сергей, — и у вас есть возможность отличиться на подборке. Завтра начинайте обмолот в логу. Отменная там пшеничка удалась.

— Вот и конец весеннему спору, — задумчиво, как бы сам себе сказал Федор. — Мне в августе всегда хлеб снится. То поле некошеное, то зерно на току… Сытые сны.

В это время из леса донесся невнятный, но тревожный крик. Минуту спустя на чистой прогалине показался Виктор. Размахивая руками, он бежал к табору.

— Гори-и-ит! — захлебывался в крике Витька. — Пожа-ар! Хлеб в логу гори-ит!

Подбежал. Дышит с хрипом, глаза навыкате, ошалевшие.

— Не успеть дяде Ване, все займется! Да не успеть же ему! Тушить надо, что вы стоите!

Замешательство длилось какие-то секунды. Первым от испуга и неожиданности очнулся медлительный Федор.

— А ну, живо! — скомандовал он. — Пашка, дуй к трактору, гони в лог, — Пашка кинулся бежать. — Куда? На мотоцикле! Живо! Топор у нас где? Где топор, спрашиваю?