Александр Кутепов - Знойное лето

После таких слов Егор Харитонович при всех условиях уже не мог удержать себя. Вскочил на мотоцикл, дал газу и скрылся в облаке пыли.

В это время в конторе Глазков выговаривал Рязанцеву:

— Тянем, Саша, тянем!

— Алексей Павлович, — Рязанцев от волнения краснеет и заикается. — Я не т-тяну, я работаю. Насос уже готов, двигатель как часы. С-сам регулировал. А что касается устройства водовода, то Николай Петрович предлагает на завтра же объявить комсомольский субботник.

— Когда это он успел предложить? — удивился Алексей.

— Вчера вечером, на волейбольной площадке. Я уже со многими ребятами переговорил, они согласны. Мы за два дня управимся!

— Ну-ну! — подзадорил его Глазков.

— Да у меня все уже расписано! Трубы к озеру увезем сегодня, сварочный аппарат на ходу.

— Не перечисляй, — нетерпеливо остановил Сашу Ивановича Глазков. — Субботник — это даже очень хорошо. Но надо, чтобы не только комсомольцы вышли. Впрочем, об этом мы еще поговорим с Кутейниковым. Тут вот над чем, Саша, подумать надо. Как бы нам умудриться и дать воду на двенадцатое поле? Перепашем его и засеем. В августе соберем хорошее сено. Но хотя бы немножко воды.

— То есть как — перепашем? — не понял Рязанцев. — Там же пшеница посеяна.

— Нет пшеницы, — глухо и тихо ответил Глазков.

— А может…

— Не может, Саша. Я все-таки агроном и могу отличить живое поле от мертвого…

Не успел уйти Рязанцев, как явился Егор Харитонович.

— Здорово, председатель! — Басаров по-свойски протопал по кабинету, снял фуражку и швырнул ее на кресло. — За вчерашнее, между протчим, не серчай на меня. Егор человек прямой.

— Знаю и сочувствую, — Глазков нетерпеливо забарабанил пальцами по столу. — Если по делу пришел — выкладывай. Мне некогда.

— А ведь ты и правда обиделся! — обрадовался Басаров и захохотал. — Егора не проведешь на соломе, он такой!

— Я, Егор Харитонович, — медленно и с расстановкой проговорил Алексей, — и критику люблю и самокритику уважаю… Так что за нужда у тебя?

— Не моя нужда, председатель, а твоя, — пояснил Егор Харитонович. — Своей силой этот чертов водопровод ни в жизнь не сделать. Тут опытный народ нужон. Мастера! Так что давай будем рядиться, а завтра прикатят два свояка и дружок мой. На газопроводе, между протчим, вместе мы вкалывали. — Басаров наклонился к Алексею, подмигнул. — Так сколь даешь, председатель, за высокие темпы и отличное, между протчим, качество?

— По расценкам, — резко ответил Глазков, обозленный ужимками и нахальством Басарова.

— Чего-чего?! — Егор Харитонович даже растерялся и часто заморгал.

— По расценкам или нисколько, — Алексей строго глядел на ошарашенного Басарова. — К твоему сведению, Егор Харитонович, все будет сделано бесплатно и завтра же. Приглашаю тебя на субботник. Персонально.

— Какой субботник! — закричал Басаров. — Да вы что, чекнулись тут все от жару? Это ж не кустики сажать, а важное сооруженье делать!

— Ничего, осилим, — успокоил его Глазков. — Не очень-то переживай за нас.

— Хороши сказочки, да не к ночи бы, — сказал Егор Харитонович.

Грохнув дверью, Басаров ушел.

«Ну ладно, поглядим! — сказал себе Егор Харитонович. — Это сколь же народу собрать надо, чтобы за день сделать? Всю деревню. А кто пойдет, между протчим? Мой Пашка побежит, другие дурачки… Шалишь, председатель! Как бы не пришлось Егору в ноги поклониться. А мы теперь подумаем, соглашаться или не соглашаться».

Вернувшись на машинный двор, Басаров тихо прошмыгнул в закуток между рядами комбайнов и нехотя принялся за работу — разбирать сенокосилку.

— На кой шут их ремонтировать, а? — спросил он напарника Ивана Скородумова. — Все одно косить нечего.

Иван тут же бросил ключи, согласно закивал большим носом, прищурил хитрые подслеповатые глаза.

— Оно конешно, — заговорил он вечно скрипучим голосом. — Сперва косить нече, после жрать нече… Тут, Егор, на себя вся надёжа. Кто смел, тот и съел. Надо тишком начинать покос. На корову набью сена, а там видно будет.

— Отберут, — уверенно сказал Басаров. — И спасибо не скажут. Пробовал я один раз так косить. — Егор Харитонович плюнул.

— У кого отберут, а у кого не найдут. Если на виду стожок поставить — оно конешно. А лес большой, темный, — Иван засмеялся, все его тощее тело мелко затряслось, готовое рассыпаться на части.

Иван всю жизнь промышлял воровством. Со временем это стало какой-то болезнью: он тащил к себе во двор даже то, что вовсе не нужно в личном хозяйстве ни сейчас, ни потом.

Подсев к Басарову, Иван стал припоминать случаи, как в годы бескормицы и неурожая он ухитрялся сохранить и корову, и табунок овец, и всякую другую живность.

— Ну что, Егор, дрогнула колхозная касса? — спросил проходивший мимо Костя Петраков, широкоплечий верзила цыганского вида. — Принял бы в долю, а?

— Твоя доля далече в поле, — хмуро отозвался Басаров и отвернулся, считая разговор оконченным.

Костя засмеялся и ушел.

— С мотоциклом, брат, все дела можно обтяпать, — скрипел над ухом Иван. — Тут коснул, там коснул. И не обязательно в своем колхозе. В чужом даже лучше.

А Егору Харитоновичу вдруг до того сделалось тоскливо и горько, что рука сама собой полезла за подкладку фуражки и вытащила из тайника во множество раз свернутую десятку. Эта давнишняя заначка береглась на какой-нибудь особенный случай, и теперь Басаров решил пустить ее в дело. Увидев деньги, Иван зашелся долгим мелким смехом. Хватаясь за живот, он корчился от радости, понимая, что заначка достается не для показа, а на пропой. Скородумов, кстати сказать, был великий охотник хлебнуть на дармовщину.

— Ну, закатился! — сказал Басаров в меру строго, в меру снисходительно, как и полагается хозяину денег. — Смотри, пуп развяжется… Я счас в магазин слетаю, а ты покуда потрудись.

— Есть! — скрежетнул Иван, подкинув ладонь к фуражке, и снова зашелся радостным смехом, будто стали быстро-быстро открывать и закрывать несмазанную дверь.

Слетал Егор Харитонович скоро. Дорогой еще завернул домой и спрятал бутылку водки в репейниках возле бани. Самому пригодится, решил он, а Ивану, как доброй свинье, сколь не дай — все вылакает. На машинный двор он возвращался в приподнятом настроении, ощущая в карманах приятную тяжесть бутылок красного — «бормотухи», которое делается неизвестно из чего, но обладает изрядной крепостью. Как-то разом отступили все заботы-печали, сделалось легко и приятно.

— Ох, сама са-адик я садила, сама бу-уду поливать! — орал Басаров во все горло, пытаясь пересилить рев мотоциклетного мотора.

Иван, ясное дело, не работал, а лежал в тени комбайна. Под хорошее настроение скоренько опростали первую бутылку, расчали другую. Закурив, повели разговор. Вернее, говорил один Егор Харитонович, а Иван только потряхивал носом и косил глаз на вино.