Виктор Шевелов - Те, кого мы любим - живут

Шум усилился.

— Правильно!

— Я — за!

— Надо же отогреть душу.

— Раскошеливайся, капитан!

— Ты только смотри, Звягинцев, не подсунь какую-нибудь вонючую гадость.

— Он джентльмен, не позволит!

Стиснутый со всех сторон Звягинцев старался пере­кричать других.

— Предлагаю охоту продолжать. Метелин прав, надо убедиться.

— Сколько можно?

— Товарищ капитан, уговор дороже денег!

— Что там рядиться! Проиграл — выкладывай!

Подполковник Калитин поднял руку:

— Вы меня лишаете слова, друзья. Спорил с капита­ном я. Предложение Звягинцева надо принять: побро­дить в поисках лося еще час-два, до темноты, а Звягин­цев тем временем отправится домой и к нашему возвра­щению подготовит проигрыш.

— Ура!

— Лучшего придумать нельзя.

— Согласен, — сказал я.

Звягинцев накинулся на меня:

— Ты больше всех подливаешь масла в огонь. И ес­ли уж на то пошло, держу с тобою пари, что лося не убить.

— А если опять проиграешь? — спросил я.

— Ставлю три ведра, если лось будет убит, и плюс ведро,, проигранное Калитину. У меня натура не скаред­ная. По рукам?

Офицеры зашумели:

— Нашли дураков!

— Теперь-то наверняка можно идти ва-банк.

— Честно скажи, патруль видел лося? — спросил я. — Или это твоя очередная потеха?

— Голову даю на отсечение, видел!

— В таком случае по рукам! — И мы, как заправ­ские спорщики, ударили по рукам. Калитин был ар­битром.

И опять разошлись. Теперь каждый в отдельности облюбовал себе направление. Тишина белой паутиной оплетала мир. Солнце клонилось к горизонту. Потеп­лело. Запах хвои и пружинившей под ногами палой листвы пьянил и без того усталое тело. Не прошло и четверти часа, как тишину раскололи один за другим два выстрела. Я бросился выстрелам навстречу. Доро­гой наткнулся на свежие следы копыт и, склонившись, понял — здесь прошел лось! Сердце забилось: кому-то из моих товарищей повезло. Еще издали увидел Калитина.

— Убили? — кричу ему.

Ей-ей, видел лося. Не верите?.. Он из тех вон кус­тов, с выпученными глазами, как черт, выскочил и прямо на меня. Один, второй раз стреляю. А лось, как птица, взвился и был таков; не успел даже нового патрона за­гнать в ствол.

Я молчал.

— Не верите?

— Я ничего не говорю.

— Ну вот, чудак-человек, не верит! Он был метрах в десяти.

— Как же вы так промахнулись?

— В том-то и беда.

С белым как полотно лицом подлетел Звягинцев. Затем — остальные охотники.

— Ну что?

Все озирались по сторонам.

— Промазал, — пожал плечами Калитин.

— Я так и знал, что вы смажете, — с непонятным удовольствием воскликнул Звягинцев. — Не зря же вы писатель!

Офицеры вопросительно переглянулись. Я тоже за­подозрил какой-то подвох. И разгадал — Калитину на­доела безрезультатная канитель, и он двумя выстрелами в воздух решил прикончить ее.

— Вы не прочь пошутить, товарищ подполковник,— сказал я.

Он рассмеялся:

— Да лось тут и не ночевал. Пора и честь знать — убираться в подразделение. На себя поглядите, как бо­лотные дьяволы: мокрые, перепачканные. Узнает гене­рал, всыплет всем за эту охоту по первое число.

Звягинцев сиял:

— Спасибо, подполковник. Я сам ломал голову, что бы придумать эдакое, но вы опередили.

Офицеры, балагуря, собрались в обратный путь. Но мне случайно обнаруженный след лося уже не давал покоя. Своего секрета я не выдал и отправиться домой

тоже не мог. Отколовшись от приятелей, я повернул в противоположную сторону.

— Пройдусь вокруг той рощи, — сказал я.

— Не жмотничай, Метелин. Какой стороной ни ко­леси, от проигрыша не уйти, — бросил полушутя Звя­гинцев.

— Наш договор остается в силе, — подтвердил я.

Во мне вспыхнул азарт.

В кусты уйти никогда не поздно, прежде надо испы­тать, хотя бы это стоило необычайной цены, сладкие минуты удовлетворенного желания. След лося! Я долго не мог его найти. И вдруг он снова оказался у меня под ногами. Я задрожал, как гончая собака, чуя добычу. Во вмятины копыт еще не успела набраться вода. Рядом валялись сбитые сухие прутья и листья. Лось где-то недалеко. Надо было точно определить его направление, чтобы перерезать ему дорогу. Я даже потянул в себя воздух, стараясь в гамме прелых осенних запахов уло­вить запах животного. Каждый мускул напрягся и дро­жал во мне, как струна. Из низины доносились голоса удаляющихся. Внезапно, как выстрел, треснула ветка. Я весь изготовился к броску, зажав в руке карабин.

Но больше ни одного шороха.

Кошачьим шагом я двинулся по следу. Впереди чер­нели островком глухие заросли ольхи и орешника; в глубину я не стал забираться: окажись лось в противо­положной от меня стороне, он тотчас уйдет через поле в большой лес, едва заслышав присутствие врага. Я обо­шел рощу вокруг и не заметил ничего такого, что бы указывало, что лось укрылся в другом месте; следы оборвались. Животное где-то здесь. И я пожалел, что рядом не оказалось никого из приятелей: наверняка ждала удача!

Началась слежка. Сотни раз я прислушивался, при­гибался к земле, но, кроме ударов собственного сердца, ничего не слышал. Решил пересечь рощу и сделал это дважды и оба раза, безрезультатно. Но странное дело, едва я находил новые следы и начинал всматриваться в них, как вынужден был снова убеждаться в совершен­ной нелепости: следы идут за мной. Я проверил самого себя: обошел рощу справа и пересек ее, и — опять то же самое. По спине побежали мурашки: «Не схожу ли я с ума?» И тут чутье разведчика подсказало — лось

следит за мною. Вскоре я убедился в этом. Сделав вид, что намерен пересечь рощу в новом направлении, я бегом прошел некоторое расстояние и незаметно укрыл­ся в кустарнике, шагах в десяти от рощи, на пути к боль­шому лесу. Отсюда роща, как из укрытия, просматри­валась с трех сторон; четвертая меня не беспокоила: уйти туда лось не мог, там пустырь и перекресток дорог, ведущих к жилью людей. Я почуял, что мой, скрытый от глаз, противник занервничал и заволновался. «Укрыва­ясь от преследования — не уходи сломя голову», — ду­малось, не иначе. А тут его враг исчез, как сквозь землю провалился. Справа и слева под копытами треснули ветки. Одолевали нетерпение и страх. Наверняка, чтобы спастись, надо броситься к большому лесу; у меня слад­ко засосало под ложечкой: я сидел как раз на пути. Несколько минут острого, напряженного выжидания. Чтобы обнаружить меня, лось предпринял отчаянную попытку: изо всех сил открыто рванулся в противопо­ложную сторону, то есть в самую опасную для жизни— к пустырю и пересечению дорог. «Он с ума сошел!» — перехватило у меня дыхание. Я готов был ринуться вдо­гонку, но силой удержал себя на месте: мне показалось, что я разгадал отчаяние животного. И точно, топот копыт замер. Я не ошибся. Лось не мог броситься на проезжие дороги, там еще слышны были голоса его врагов. И опять выжидание. Воздух темнел. Ни единого звука, который бы говорил о чьем-либо присутствии. Я был уве­рен — лось находился где-то рядом, но в то же время стал терять надежду: сумерки стремительно густели, а в темноте лося поминай как звали. И вдруг я почувство­вал на себе чей-то взгляд. Кто это был — зверь или че­ловек? — я уже не знал, но высматривали они меня с оцепенелой лютостью. Лоб взмок от пота. Треск ветвей заставил вздрогнуть; у самого края рощи вынырнуло огромное с высоко поднятой головою, раздувающимися ноздрями и вислой, как у льва шеей, животное. Оно по­тянуло воздух. Мгновение — и, ничего другого не придумав, как смелостью пробить себе дорогу, рвану­лось из зарослей к лесу. Это был лось. Шел он ярой бешеной рысью, слегка запрокинув голову, как породис­тая лошадь. Из-под сильных копыт брызгами летела земля. Топот их отдавался эхом. И вдруг почти перед собою он обнаружил врага. Ужас взметнул его, как птицу, ввысь, но с пути своего лось не свернул, решив грудью сбить меня.