Давид Константиновский - Яконур

Мысль о Борисе: как он тут работает, как он может?

Подошли ближе.

Воронки мутной воды…

Взяли пробы, замерили температуру.

А вот и кудрявцевский понтон с его оборудованием; что-то пустует сегодня…

Долго шли к отстойнику. Миша, кажется, скис, ни слова за всю дорогу.

Над темной поверхностью торчала широкая короткая труба; из нее изливался во все стороны мощный желтоватый поток, это было похоже… да, на лепестки цветка… из мертвого мира выросшего… смертоносного цветка… труба — как стебель, поставленный в воду.

На берегу росли ромашки…

Мысль о Герасиме: видел бы это!

Взяли пробы. Пошли к берегу.

Что такое?..

Остановились.

Две «Волги», поднимая клубы пыли, мчались к ним по пустырю. Резко затормозили метрах в двадцати. Еще пыль не отнесло, из первой машины выскочил человек и закричал:

— Чем тут занимаетесь?!

Столбов. Ясно.

— Отвечайте!

И стоит там, не подходит. В самом деле, враждующие державы.

Ольга молчала. Ждала.

Миша стал что-то объяснять: институт, экспедиция…

Столбов:

— Знаю!

Хлопнул дверцей. Подошел.

— А!..

Помнит еще.

Потом:

— Что за манера заходить в воды комбината без разрешения!.. Мои люди еще займутся этим!.. У вас вид диверсантов, которые хотят взорвать очистные сооружения, чтобы навредить Яконуру!..

Повернулся, пошел к машине. Остановился. Добавил, уже другим тоном:

— Могли бы приехать ко мне и рассказать, чем занимаетесь у меня на комбинате.

Отправился дальше.

Ольга окликнула:

— Главный…

Обернулся, смотрит.

Улыбнулась.

— Главный, — сказала, — вон та площадка, за третьим, кажется, прудом… Сверьте проект с данными гидрометслужбы. Эти сваи будет затапливать. Перенесите площадку повыше.

Сказала все-таки!

Когда заметила — не думала, что скажет…

— Ладно, — буркнул Столбов. — Спасибо.

Хотела за него добавить: «Знаю!..» Нет, лишнее. Позвала Мишу, направилась к берегу.

— Ольга!

Остановилась. Что скажет?

— Хм!..

Только и всего? Не знает, что сказать. Думает. Пусть подумает, что сказать женщине. К тому же давшей ему совет…

Сколько ж можно ждать? Кажется, придумал.

— Ищите… Может, что-нибудь найдете!

Саня захлопнул дверь и бросил портфель на пол; поддал его ногой.

— Как кенгуру! Разрешите представиться: млекопитающее из разряда сумчатых. Ну, прямо прирос к руке! Целый день с ним. Чур, я первый заметил, что человек перестал удаляться от природы и пошел на сближение с животными!

Обогнул стол, посмотрел через плечо Герасима.

— Ага, программа! А будет с чем? А, Герасим, Советский Союз?

Герасим послал его к черту. Он сам без конца задавал себе этот вопрос. Можно, конечно, представить обычный очередной доклад, можно и совсем без доклада, можно смыться в отпуск…

А кто-то, видимо, привезет модель!

В этот раз уж точно не обойдется без модели.

— Знаешь, что мы с тобой зевнули? Немного опоздали!..

Герасим слушал рассеянно, продолжал заниматься бумагами. Он никогда не относился серьезно к происходившему на заседаниях совета. В том, что рассказал Саня, Герасим не уловил ничего такого, чему стоило бы придавать значение.

— Да, мне сейчас Вдовин сказал, что ты, как надежда наша и опора…

Ну, началось!

Ладно… Терпи.

— А здорово тебя Вдовин приспособил? Смотрит на нас, как на шахматные фигурки, — кем куда пойти… Вот спроси его — чем мы отличаемся друг от друга? Начнет говорить про деловые качества… Домой едешь?.. Ну, пока!

Герасим остался один.

Потянулся. Встал. Подошел к окну.

Солнце склонилось к лесу, опустилось на вершины сосен; казалось, сейчас покатится по ним вдоль горизонта.

Какая погода на Яконуре?..

Вернулся к столу.

Вдовин…

Пусть.

Герасим складывал бумаги, наблюдая за исчезающим из виду, укрывающимся от него солнцем.

Что ж, вот еще знаки, что он входит в круг тех самых людей, туда, куда его тянуло; становится одним из них… Значит, все хорошо. Надежно. Правильно.

В кубрике горел свет. Ольга и Тоня готовились к посеву.

Двигатель выключен, тишина.

Пространство заполнялось стеклом; становилось непонятно, где все это могло поместиться раньше.

Пора.

Ольга взяла в губы стеклянную трубку, забрала воды из дневной пробы, отмерила ее по нужным колбам.

Небо наверху, над лестницей, в прямоугольнике двери.

Начало есть. Теперь еще раз девяносто. Или сколько? Не сбиться. Разные пробы по разным колбам. Разным бактериям — разную еду: кому азот, кому серу, кому глюкозиды; на любой вкус.

Прозрачный месяц над головой.

Тоня сразу заворачивает все в бумагу, складывает по ящикам.

Посев будет дозревать в термостате.

Жатва — анализ…

…Закончив, Ольга вышла на палубу, принялась выливать оставшуюся воду. Подошел Никитич:

— Выливаешь? Эх, то набираем…

День кончался. Дела иссякали.

— Довольна? — спросил Никитич.

— Да.

— И никаких благодарностей, кроме выговоров!

— Спасибо, капитан.

Обсудили с Никитичем погоду. Прогноз: шесть-семь баллов.

Пока совсем слабо тянет…

К сожалению, со стороны комбината.

Заработал двигатель. Никитич, едва отойдя от берега, потянулся мимо комбината к наветренной стороне.

Ольга стояла на палубе, куталась в шаль; смотрела на комбинат.

Дым из высокой трубы. Разноцветные дымы из труб помельче. Просто откуда-то дымы… Из-под крыш? Как печка растапливаемая, — отовсюду валит…

«Ищите, может, найдете!»

И найдет. Решение принято, первый шаг сделан; она включилась. Она рассчитывала не только на свою улыбку, она собиралась в ближайший месяц сделать столько, сколько без нее Савчуку не наработать за год. Пусть для кого-то здесь честолюбие, карьера, что-нибудь еще… Она должна показать, что делает комбинат с Яконуром. Она будет жить этим, пока не добьется своего.

Спустилась в кубрик.

Портрет Путинцева на стене… Безмятежность в глазах. Начало века…

Как объяснить Косцовой!

Уголком шали протерла стекло на портрете.

Иван Егорыч отворил воротцы, ждал, когда Белка пройдет во двор. Направил ее ладонью по светлевшему в темноте боку, приложился к теплой, чуть влажной шерсти.

Ну, что ж теперь…

Начальство приехало скоро; в обед выпустил, вечером они прикатили. Ругань была… Знали, видно, что он в них нуждается. Не знали б, так бы не понужали.

Да он и сам после того к ним не пойдет.

Не мог, говорят, подождать!.. Значит, не мог, коли не подождал.

Что сделал, то и сделал… Все же Иван Егорыч вздохнул. Да что ж теперь!

Аня ему сказала: «Проживем, всю жизнь у воды да в тайге…»

Так-то оно так. Да беда, что Яконур теперь не кормилец… Вот в чем беда.

Куда ни посмотри…

Рыбу поизвели хаповым ловом да лесосплавом; ставными неводами, капроновыми сетями; втрое бригады добычу перекрывали, пока все не вычерпали…