Зигмунд Скуинь - Кровать с золотой ножкой

На следующий день после пожара председатель колхоза Шкинейс объявил Виестуру, дескать, судьба позаботилась, чтобы ключи от одного фабричного производства дома у него до сих пор завалялись, — вон гляди, на столе лежат. Правление, правда, пока не собиралось, но если этот дом не отдадут Виестуру с его пятью дочерьми, можно считать, у него, председателя, всякое соображение сквозняком повыдуло. Короче говоря, Виестур со своей семьей может готовиться к новоселью. Виестур поблагодарил, сказал, что поразмыслит, а Шкинейс, в свою очередь, заметил, что размышленье вещь хорошая, на сей раз, однако, пусть не слишком ею увлекается.

Вечером Виестур вызвался отвезти Валию в магазин за свежим хлебом. По дороге будто ненароком отклонился в сторону к так называемым фабричным домам. В общем это был в чистом поле выросший жилой район колхозного поселка. Примерно год назад съехались сюда экскаваторы, бульдозеры, краны, синие прицепы-теплушки. Первый десяток домов уже был готов — одинаковыми кубиками выстроились в ряд с крутыми крышами под красным шифером. Конец улицы, откуда началось строительство, вид имел вполне благоустроенный. И дома казались добротными— одни белым кирпичом облицованы, другие из бетонных блоков.

Виестур притормозил машину и сказал, что ему нужно заскочить к Кривому Карлису, отпрыску в третьем колене ранее упомянутого Кривого Вилиса. Может, и Валия с ним заодно зайдет?

Кривая Зента с радостью провела их по новому дому, показала, какая у них кухня и какая кладовка, где помещается отопительный котел и как без особых хлопот заполучить горячую воду. Виестур в тех игрушечных комнатках перемещался, опасливо вобрав голову в плечи.

— Ну, что скажешь? — спросил Виестур Валию, когда они опять сидели в «Жигулях».

Валия у него была жена умная, поняла с полуслова.

— Что тебе сказать… С одной стороны — сказка. Новое всегда есть новое. Горячая вода понадобилась, поднес спичку к газовой конфорке — и мойся себе на здоровье в ванной. С уборкой тоже просто. А с другой стороны… Для большой семьи, как наша… Там негде укрыться, некуда забиться. Все друг к дружке приклеены, привязаны. Нания на каждом шагу будет у меня поперек дороги, а я у Нании. Если она, конечно, собирается в Зунте остаться, а может, захочет в Ригу к Зэте или Элмару. У Зэте своя квартира, и чернявый мальчонка Нанин по душе.

— Мда-а. — Легко в руках у Виестура крутилась хрупкая баранка, выражение лица задумчивое, сосредоточенное. — Из планочек сколочен. Славный сигарный ящик, честное слово. Разболится живот, того гляди, как бы дом ветром не сдуло.

На том дискуссия о местожительстве не закончилась. Байба и Марите полагали, что в фабричный дом следует переехать безо всяких колебаний. Жить в новом доме считается шиком. Девочки из новых домов только между собой дружат и других в свой клуб не принимают. Жить в новом доме так же здорово, как, скажем, носить джинсы фирмы Левис или гулять по Зунте с пуделем, афганской борзой, эрдельтерьером или на худой конец с доберманом-пинчером.

Элмар, недавно получивший кандидатскую степень, работал в одном из рижских научно-исследовательских институтов. Был женат на лаборантке того же института. Снимали комнату в районе Чиекуркална. Детей пока не было. Свою точку зрения Элмар изложил в письме: «Поскольку я ушел из дома и в деревню возвращаться не намерен, у меня по этому вопросу нет права голоса. Все же ваш уход с хутора «Вэягалы» и меня затронет. В Риге я пока на птичьих правах. До сих пор я жил в уверенности, что за спиной всегда Крепость, дверь которой днем и ночью для меня и Сандры открыта. Хотя бы в праздники, на летний отпуск. В новом доме вам самим едва места хватит. Конечно же мне будет жаль».

Раймонд был строителем, колесил по всей Латвии. Прописан был в Валмиере. Женился, разводился, опять женился. Детей воспитывали родители жен. «В принципе я за новый дом, — сказал он. — Но ведь нет в нем той квадратуры, чтобы крестьянин мог крестьянской жизнью жить! Разве есть там прихожая, где мокроступы после коровника скинуть? Кухонька тесная. На плиточке ихней котел картошки поросятам не сваришь. С коровником тоже не все до конца продумано».

Прибывшая из Риги Скайдрите с грустным видом обошла обгоревшую Крепость.

— Брошенных домов предостаточно, — сказала она. — Прибавится еще один. Это в порядке вещей. Сколотить новый дом, конечно, проще, чем возиться со старым. На время, может, это выход. Но только на время.

— Это как же понимать? — Каждое слово сестры Виестуру казалось важным.

— В тот день, когда деревня окончательно перейдет на квартирную систему, ее спокойно можно будет отпевать. Квартирный дом лишен прочной памяти поколений, и квартира не требует потомственных обязательств.

Когда спросили мнение Солвиты, она ответила так:

— И я люблю считать звезды. Мне нужна дедушкина крыша.

Всякую свободную минуту Виестур проводил в погорелом доме, вроде бы собирал разбросанные вещи, а на самом деле частенько ловил себя на том, что под благовидным предлогом предается праздным мечтаниям. Как ни странно, только теперь, когда дом лишился крыши, он разглядел в нем много такого, чего прежде не замечал. Дверные петли оказались искусной работой кузнеца-умельца. Печь в так называемой комнате Элизабеты из голландских изразцов сложена. Под отколупнувшейся краской открылись дубовые полы — и какие! А тут — ты смотри! — на дверной притолоке погодно отмечался рост кого-то из Вэягалов. Это мог быть и отец его Паулис или дядя Петерис. А вот на этой печной лежанке лет через двадцать могла бы Валия греть свои кости…

Он немало удивился, обнаружив, что в различных местах старого дома ему в голову приходили одни и те же мысли, воспоминания; так, в прихожей, у вешалки, он всякий раз смотрелся в зеркало и думал: кто ты такой? А проходя под лестницей, всегда касался ладонью телесной гладкости опорного столба — и перед глазами почему-то возникала одна и та же картина: осколки любимого блюдечка Зэте и опечаленная мордашка смуглолицего Яниса Вэягала, ее сына.

Неделю спустя Шкинейс спросил, так что он надумал. Виестур ответил, вопрос серьезный, нельзя ли подумать еще три дня.

— Хорошо, — сказал председатель, — подождем до понедельника.

Воскресным утром Виестур пешком отправился в Зунте. В глубине подсознания смутными тенями, как рыбы в воде, когда смотришь с высоты моста, снова ли догадки относительно цели этого похода. Уже несколько дней его томило желание переговорить с Петерисом, а в то же время ужасно не хотелось встречаться с Леонтиной. «Эта тетушка мне совсем не по нутру, — рассуждал он, — опять уморит своим нескончаемым трепом». Леонтине уже было за сто. После поездки в Англию, откуда она вернулась с прахом Индрикиса, ее было не узнать. Ходила с палочкой, зимой и летом куталась в драную шубейку. Однако по-прежнему красилась и пудрилась.