Илья Маркин - На берегах Дуная

Но прошла почти полная неделя, а от Аксенова не было ни одной весточки. Волнение с новой силой охватило Настю. И теперь, когда вдруг он пригласил ее в штаб армии на празднование Нового года, Настя не знала, что ответить.

— Неудобно как-то, — смущенно проговорила она, попрежнему стараясь не встречаться взглядом с Тоней.

— А что неудобного? Ночью снайперу все равно делать нечего. Мы с тобой дневные кукушки.

— А где ты подполковника видела? — лишь бы только не молчать, проговорила Настя.

— По окопам лазит. Проверяет все, ругается. Говорит комбату: «Умри, а чтоб первая траншея к вечеру была готова!» Ну, хватит сидеть, собирайся. В двадцать два машина в штаб армии идет, утром вернемся назад.

— Никуда я не поеду, — устало ответила Настя.

Вторые сутки Аксенов работал с генералом Дубравенко, почти не выходя из его кабинета. Сам Дубравенко в эти дни спал очень мало. Так же мало спал и Аксенов, но, к своему удивлению, он не чувствовал усталости. Видимо, сказывалась и тренировка и, особенно, сознание ответственности за порученное дело.

А дело действительно было серьезное. Гвардейская армия, совместно с другими армиями Второго и Третьего Украинских фронтов, завершила окружение будапештской группировки противника и, развернув свои дивизии западнее Будапешта, развивала наступление к границам Австрии, все дальше и дальше отодвигая от будапештской группировки так называемый внешний фронт окружения. Однако наступление все время замедлялось и в последние дни 1944 года продвижение гвардейцев буквально ограничивалось метрами. Противник беспрерывно переходил в контратаки, и наиболее важные участки местности по нескольку раз переходили из рук в руки. Неспокойно вели себя и окруженные в Будапеште немецко-фашистские войска. Они из Буды все время рвались на запад, стремясь пробить кольцо окружения и соединиться со своими главными силами. Гвардейская армия и части соседней с ней армии оказались между двух огней. С запада, с фронта, наносили удары свежие резервы противника, стремившиеся прорваться к окруженной группировке; с востока, из Будапешта, также непрерывно наносила удары окруженная группировка, стремившаяся вырваться из окружения. Таким образом, у гвардейской армии, по существу, не было тыла, а везде — на востоке, на севере и на западе — был фронт. И только на юге не было противника, но и там гвардейскую армию от тылов отрезал разбушевавшийся, сплошь покрытый плывущим мокрым снегом Дунай.

Положение гвардейцев осложнялось еще и тем, что в последние дни непрерывно валил густой, мокрый снег, стояли непроглядные туманы и авиация ничем не могла помочь своим наземным войскам. Трудно было с боеприпасами и горючим. Накопленные запасы были израсходованы в ходе наступления, а разлившийся в зимнем паводке Дунай до предела сократил возможности подвоза.

Накануне Нового года разведка перехватила радиопереговоры гитлеровского командования, из которых можно было понять, что в районе чехословацкого города Комарно, перед правым флангом гвардейской армии, сосредоточивается крупная группировка немецко-фашистских войск для удара на Будапешт.

Эти данные еще более обострили обстановку. Советское командование бросило все силы разведки на уточнение полученных сведений. Однако прошло несколько дней, и никаких новых данных о сосредоточении войск противника в районе Комарно получено не было. И, наоборот, на левом фланге армии, почти в сотне километров от Комарно, противник все ожесточеннее и яростнее переходил в контратаки, стремясь по наиболее удобной местности прорваться к Будапешту.

В этой сложной, противоречивой обстановке нужно было принимать новое решение. Подготовкой данных для этого решения и был занят весь штаб гвардейской армии. Всю тяжесть работы принял на себя начальник штаба генерал-лейтенант Дубравенко. К нему стекались сотни самых различных сведений, и он, взяв себе для помощи Аксенова, сутками сидел, анализируя, уточняя, определяя главное и второстепенное, отыскивая ответы на десятки самых неожиданных вопросов.

— На левом фланге непрерывные атаки, а на правом — тишина, — задумчиво повторял он, глядя то на сидевшего напротив него Аксенова, то на карту оперативной обстановки, — на правом — тишина! Тишина!

Это последнее слово он повторял уже много раз, придавая ему различные оттенки. То «тишина» звучала у него успокоительно и ровно, то вдруг наполнялась тревогой и ожиданием неизбежной опасности, то слышалась иронически, как насмешка над кем-то, не верившим, что действительно на правом фланге установилась самая настоящая тишина.

— Так тишина, говорите? — наклонясь к Аксенову, повторил он, и по этому вопросу Аксенов понял, что начальник штаба не верит в возможность действительной тишины там, на дунайском берегу, восточнее города Комарно. — А на левом фланге непрерывно атакует, непрерывно, — врастяжку проговорил последнее слово Дубравенко и смолк, в раздумье склонив стриженую голову.

Помолчав, он привычным движением крутнул ручку телефона и вызвал начальника разведки.

— Как поисковые группы? Четырех взяли? Что показывают? А не обманывают они?.. Внешний вид не всегда характеризует искренность человека, тем более пленного… А как венгры?.. Неплохо, к утру до двух сотен наберется. Особенно обратите внимание на работу немецких радиостанций. Хорошо.

Дубравенко положил трубку, придвинул раскрытую тетрадь и своим четким, ровным почерком записал:

«31.12.44 г. 21.40. Взято в плен четыре солдата. Один на правом фланге, два — на левом, один в центре. Подтверждают старые данные. О подготовке наступления на Будапешт ничего не знают. На нашу сторону перебежало 97 солдат венгерской армии. О подготовке наступления также ничего не знают».

В свою рабочую тетрадь Дубравенко записывал все, что происходило на фронте. Тетрадь была незаменимым помощником для начальника штаба. В любое время он мог получить из нее нужную справку.

— На левом фланге активничает, а на правом ведет разведку — и никаких признаков подготовки наступления, — в раздумье проговорил он и, скрипнув стулом, снова склонился над картой.

Огибая все поле, от чехословацкого города Комарно на восток извивалась голубая полоска Дуная. Пройдя через заросший лесом невысокий горный кряж, Дунай поворачивал на юг и двумя широкими рукавами устремлялся к Будапешту, где снова сходился в одно самое узкое на этом участке русло и за городом рассекался сорокапятикилометровой полосой острова Чепель на два потока. Один, западный, — основное русло Дуная — по ширине был равен Волге, а второй был чуть поуже Оки при ее впадении в Волгу. За островом Чепель потоки снова сходились в один и мощным разливом, шириною более километра, катились к границам Югославии.