Илья Маркин - На берегах Дуная

Воронков, сам хороший чертежник, склонился над картой и быстро наносил данные авиационной разведки. Алтаев неотрывно следил за его подвижной рукой. Тихо вошел член Военного совета и остановился позади командующего.

— Так, — встал Алтаев, — картина проясняется. Наступает не менее трехсот танков и сорок — сорок пять пехотных батальонов. Так, товарищ Фролов?

— Так точно, товарищ командующий. В ночном бою отмечено более сорока артиллерийских и около двадцати минометных батарей. По обороне дивизии Чижова выпущено более тридцати пяти тысяч снарядов и мин.

— Ну, что еще нужно уточнить, — возразил Алтаев, — количество артиллерии явно уменьшено. По сравнению с пехотой и танками больше должно быть, несравнимо больше.

— А какие же еще дивизии, кроме этих двух, наступали? — спросил Шелестов.

— Вот это сейчас главная задача разведки, — обернулся Алтаев к Фролову, — установить группировку противника. Какие дивизии наступают, сколько сил и средств, что осталось перед центром и левым флангом армии. Ясно, товарищ Фролов?

— Так точно, товарищ командующий.

— Используйте все, что нужно. Главное — быстрота, вдумчивость, всесторонний анализ. Идите.

Проводив взглядом Фролова, Алтаев пухлой рукой накрыл карту и, сжимая длинные пальцы в кулак, отрывисто проговорил:

— Ну, Дмитрий Тимофеевич, давайте думать и решать. Теперь мы смело можем маневрировать и этим обеспечить победу.

— Дивизия Чижова явно не боеспособна, — заговорил Шелестов, — она расколота на шесть изолированных друг от друга групп. Пехота, пехота нужна сейчас Добрукову.

— Да, пехота, — согласился Алтаев, — и артиллерии ему подбросить еще нужно. Пять артиллерийских полков и один минометный переданы ему. Но при таких силах противника этого мало. Очень мало… Не удержит.

— И в резерве у нас ничего не остается.

— Механизированный корпус и одна стрелковая дивизия, — сказал Воронков.

— Во-первых, мехкорпус малочисленный, — продолжал свою мысль Шелестов, — а во-вторых, рано пускать в бой армейские резервы.

— Нет, нет! Мехкорпус трогать нельзя, — подтвердил Алтаев, — никак нельзя. Дивизию из резерва можно передать Добрукову. Только ей же нужно шестьдесят километров пройти. Это пятнадцать часов непрерывного марша. Дороги открытые. Авиация противника беспрерывно в воздухе. Разбомбят ее на марше и к полю боя не подпустят.

— А что, если дивизию Василенко перебросить? — задумчиво проговорил Шелестов. — Она занимает узкий фронт. Сменить ее очень легко. И от главного удара противника она всего в тридцати — тридцати пяти километрах. Маршрут проходит по лесам. Днем может двигаться. Авиация не обнаружит. Семь-восемь часов — и дивизия на месте.

— Да, это самый лучший вариант, — согласился Алтаев. — Воронков, пишите приказ. К девятнадцати часам вывести дивизию Василенко в Тарян и подчинить Добрукову. Артиллерию придется брать из других корпусов. Три полка я взял у Биркова, еще придется взять.

Телефонный звонок прервал его рассуждения.

— Слушаю… Я… Что у вас, товарищ Дубравенко?.. Действуют? Хорошо. Только энергичнее, смелее. Сковать противника на всем фронте. Сковать и не дать ни одного солдата перебросить на направление главного удара… Что?.. Перебежчики? Мадьяры?.. Две ночи от Балатона на север шли танки… Конечно… Безусловно, снял одну или две танковые дивизии и перебросил к нам на правый фланг. Товарищ Дубравенко, жмите на командиров корпусов и дивизий. Главное — разведка! Вас оперативники снабжают данными? Хорошо… Да… Я очень занят… Дивизию Василенко снимаем и перебрасываем к Добрукову. Если что будет, немедленно звоните.

— Перебежчики показывают, что две ночи по дорогам вдоль фронта к Дунаю шли танки, — закончив разговор с начальником штаба, сообщил Алтаев члену Военного совета. — Снял часть сил с левого фланга и центра и перебросил на наш правый фланг. Все собрал, все, что можно. Все ясно. Это главный удар. Снимаем часть артиллерии слева, из центра — и все на правый фланг. Товарищ Воронков, несите план маневра силами и средствами. Выберем, что быстрее можно перебросить.

— Слушаюсь, — ответил Воронков и поспешно вышел из кабинета.

— Дмитрий Тимофеевич, — склонился Алтаев к члену Военного совета, — плохо у нас с боеприпасами, очень плохо. В дивизиях осталось всего на один день боя. Все лежит за Дунаем. Ночью навели мост, а вот полчаса назад звонил армейский инженер — сорвало. Мы опять остались без переправы. Я прошу вас съездить на переправу и все, что можно, сделать для переброски боеприпасов. Сумеем обеспечить войска боеприпасами — победим, не сумеем — гибель!

Аксенов, радисты и Буканов напрямик пробирались сквозь чащу. Под ногами хрустел лесной бурелом. Сквозь этот хруст изредка доносились переклички немцев, уже второй час шедших за группой Аксенова. Они, видимо, хорошо знали местность и, как ни спешил Аксенов, уверенно шли по пятам. В лесу становилось все темнее и темнее. Отблески пожарища остались далеко позади.

— И куда их несет… — поспешая за Аксеновым, бормотал Буканов. — Ну, мы еще как-никак удираем все-таки, а они…

— Да замолчи ты в конце концов! — прикрикнул Аксенов на не во-время разговорившегося шофера.

Буканов примолк, и Аксенов слышал только его ровное, с легким присвистом дыхание.

Деревья понемногу редели. В бледных просветах мелькали толстые стволы. Аксенов убыстрил шаги. Выход на открытое поле не предвещал ничего хорошего. Где-то недалеко должна быть горная дорога.

Аксенов имел представление о местности, но ему казалось, что пробирается он совсем не туда, куда нужно. Он не раз упрекал себя, что напрасно оторвался от полковника Чижова. Лучше было б оставаться с дивизионным штабом. Теперь исправлять ошибку поздно. Нужно самому выпутываться из трудного положения.

Лес окончился. Впереди простиралась неширокая долина, а за ней поднималось вверх взгорье и смутно темнели изломанные очертания не то леса, не то гор.

— Бегом, — шепнул Аксенов своим спутникам.

Топкий снег и прошлогодняя, поблеклая, перепутанная трава мешали бежать. Внезапно ноги почувствовали твердую опору. Старая, видимо давно заброшенная дорога едва приметно извивалась среди мохнатой заросли трав.

Теперь Аксенову было ясно, куда и зачем спешили немцы. Это, несомненно, был один из немногих проходов через труднодоступный горный район. С юга доносились пулеметные очереди и артиллерийская стрельба. Аксенов сразу же определил, что бой шел на перевале горы Агостиан, где проходила основная шоссейная магистраль. По звукам до перевала было не более двух километров.

Радостное волнение охватило Аксенова. Кончилось блуждание вслепую по ночному лесу. Рядом, совсем рядом были свои, и к ним теперь нетрудно пробиться.