Илья Маркин - На берегах Дуная

Алтаев думал, что может произойти, если на этом участке гитлеровцы перейдут в наступление и бросят в бой танковые дивизии. Все будет решено за несколько часов. Не успеешь и резервы перебросить.

Впереди открывалось ровное поле, и на нем не было ни одного окопа. Только снежная гладь растворялась в тумане. А всего в полукилометре отсюда находились позиции противника.

— Фронт у меня очень широкий, людей мало, — говорил Мартынов, — вытянул все в одну ниточку, все роты сидят в одной траншее. Только мой резерв стоит вон там, за лесом.

Слово «резерв» Мартынов произнес так внушительно, что Алтаев невольно улыбнулся. Этот резерв состоял всего лишь из нескольких десятков пехотинцев и одной батареи. Видимо, Мартынов привык к обороне на широком фронте и даже такой резерв считал серьезной силой.

Невдалеке от Алтаева из тумана выросла фигура коренастого человека. Шел он неторопливо, как хозяин, осматривавший свое поле перед выездом на весенние работы.

— Кто это? — спросил Алтаев.

— Подполковник Крылов из вашего политотдела, — ответил Мартынов.

— Борис Иванович! — негромко прокричал Алтаев.

Крылов обернулся, увидел Алтаева и заспешил к нему.

— Здравствуйте, Борис Иванович, вы давно здесь?

— Третий день, по приказанию члена Военного совета.

— Как настроение людей?

— Неплохое, — ответил Крылов, и лицо его из празднично-торжественного стало озабоченным, почти суровым. — Все говорят о наступлении наших фронтов, подсчитывают, когда они подойдут к Берлину, ну и, как всегда, мечтают о конце войны.

Крылов улыбнулся и, смутившись своей улыбки, опустил голову. По его лицу Алтаев понял, что сам Крылов о конце войны мечтает не меньше других.

— И все же, товарищ командующий, — поборов смущение, продолжал Крылов, — вот здесь, в левофланговых частях, есть одна особенность в настроении людей. Этого нет ни на правом фланге, ни в центре. Здесь все ждут нового наступления противника, — склоняясь к Алтаеву, приглушенным голосом выговорил он последние слова и, словно высказав самое главное, вновь выпрямился и продолжал прежним тоном: — и ждут нового наступления именно вот здесь, на левом фланге армии.

— А на чем же основываются такие настроения?

— Вот это и есть самое интересное, — оживляясь, ответил Крылов. — Никаких конкретных причин для этого нет. Все осталось таким же, как день, два, неделю назад, а нового наступления ждут. Правда, большинство не высказывает этой мысли, но когда прислушаешься и присмотришься к людям, сразу понятно.

— Да, это очень интересно, очень интересно, — раздумывая, повторял Алтаев и, весело улыбнувшись, добавил: — Выходит, сам воздух наполнен признаками грозы?

— Почти что так, — ответил Крылов и, взглянув на часы, взволнованно проговорил: — Простите, товарищ командующий, собрались взводные агитаторы, я доклад должен сделать для них.

— Да, да. Идите, идите, если собрались. Опаздывать нельзя. А еще у вас какие работы на сегодня?

— Партийное собрание во втором батальоне, затем хочу поговорить с редакторами боевых листков, вечером зайду в девятую роту, парторг там молодой, неопытный еще.

— Прошу ходом сообщения, — показал Мартынов в сторону темного углубления в землю, — тут его пулеметы все простреливают.

Ход сообщения только что отрыли, и свежий чернозем не успело засыпать снегом. Несколько солдат в гимнастерках продолжали кирками долбить землю.

— День и ночь копаю и никак не могу соединить все подразделения, — сказал Мартынов.

Солдаты, увидев генерала, прекратили работу. Кое-кто из них пытался подпоясаться и привести себя в порядок, но Алтаев махнул им рукой и разрешил продолжать работу. Он хотел было с ними поговорить, но не решился, видя, что солдаты были мокры от пота и могли простудиться.

Наконец показалась траншея. Она, извиваясь, уходила вправо и влево от хода сообщения и скрывалась в тумане. Это был передний край. За ним были «нейтральная зона» и позиции противника. Где-то невдалеке протрещала автоматная очередь. В ответ ей заговорил пулемет.

— Вот так и перекликаемся изредка, — улыбался Мартынов, — жизнь у нас кипит только ночью. То разведчики ползут, то венгры перебегают.

В выемке траншеи с биноклем в руке стоял солдат. Он так углубился в наблюдение, что заметил Алтаева и Мартынова только тогда, когда они уже стояли около него. Он обернулся, поспешно, вытянулся, опустил красные от мороза руки и доложил:

— Гвардии рядовой Варварушкин. Изучаю местность и готовлюсь к выполнению задания.

— Разведчик, — пояснил Мартынов, — сегодня ночью опять идет в поиск.

Алтаев посмотрел на крупное горбоносое лицо разведчика и подал ему руку. Варварушкин вытер о штаны руку, протянул ее Алтаеву и скороговоркой сказал:

— Здравствуйте, товарищ генерал.

— Ну, что противник? — спросил Алтаев.

— Сидит, — ответил разведчик.

— А вчера вы ходили в разведку?

— Так точно.

— И как?

— Не подпустил… Ракеты, а потом пулеметы… Ранило двоих. Мы всегда восьмеркой ходили, а теперь вшестером придется. Новых-то лучше не брать. Пока обвыкнут, натерпишься с ними.

— А сегодня как, возьмете пленного?

— Должны бы. Только немцы, видать, в обороне теперь. И каски не такие, и шинели зеленые, и беспокойные какие-то, то и дело стреляют. Мадьяры-то, те молчат больше. А эти чуть шевельнулся — так и застрочили.

Он говорил спокойно и рассудительно, как пожилой человек, хотя на вид ему было не больше двадцати пяти лет.

— А если немцы, то что же?

— Если обычные, то ничего. А вот если «SS», то фашисты настоящие. Тогда уж и прижмешь-то, а он кусается. Только нынче все равно возьмем, пусть даже «SS». После вчерашнего стыдно и в глаза-то смотреть. И за ребят обидно. Скварчуку-то, наверное, ногу отрежут, а ему ведь только двадцать второй пошел. Ну, Иванцов-то подлечится и скоро придет, в плечо его царапнуло.

Рассудительный разговор солдата понравился Алтаеву. Ему хотелось обо всем расспросить этого разведчика, узнать его думы.

— Ну, а если немцы в наступление пойдут вот здесь?

— Могут, конечно. Там-то у них сорвалось, они тут попробуют. Гитлер-то, говорят, самолично приказ написал. Прорваться в Будапешт — и баста! А раз так приказал, то будут рваться, пока из них кишки не выпустим.

«А раз так приказал, то будут рваться», — эта простая солдатская мысль вызвала у Алтаева глубокое раздумье. Он прошел по всей обороне полка, побывал в штабе, заехал в медсанбат дивизии и все время думал об этой мысли. Не было ли это ключом для раскрытия всех замыслов противника?

То, что гитлеровцы прекратили наступление под Будапештом и грузили в эшелоны свои наиболее боеспособные танковые дивизии, было несомненным фактом. Но куда они везли эти дивизии? Если в Польшу, то наступления под Будапештом больше не будет. А если это хитрый маневр?