Павел Зальцман - Щенки. Проза 1930-50-х годов (сборник)

Надо сказать, что за эти деятельные дни она успела в своем учреждении так наладить дела, что появились прочные надежды на укрепление и укоренение Музыканта в недалеком будущем здесь, в столице. И Рита не видела особых затруднений в процессе устройства прочной семейной жизни и домашнего очага. Вспоминая об очаге, она набирала номер своей квартиры и слышала обычные гудки.

Старые стены. 1945. Б., тушь, перо. 37x22

В воскресенье они наконец выбрались в дальний рейс – Рита повезла Музыканта в свое жилище, которое, как она твердо решила, должно было стать и его домом. Ее квартира на третьем этаже была однокомнатной, но отдельной, с довольно большой кухней и санузлом. Правда, там порядочное время уже не было ремонта, убирала она ее тоже очень давно, но можно ли было теперь заботиться о таких вещах! Зато у дяди Альберта были сложены прелестные новые занавески для окон, скатерть, ваза для будущих цветов и два комплекта постельного белья.

– Мы сможем здесь жить совсем недурно, – сказала Рита, сворачивая на свою улицу.

Тут она увидела, что от ее дома осталась одна стена, а остальные три – как срезаны. Внутренность квартир была хорошо видна, и вот снизу одна стена ее уютной квартиры со стенным шкафчиком и картинкой в рамке, висящей около ванной, – но без потолка, трех стен и всего остального. А еще около распахнутой двери стенного шкафчика висел совершенно исправный телефон.

– Нет, – с кривой усмешкой сказал Музыкант, – мы не сможем здесь жить.

«Здесь смог бы жить Роня, – подумал он. – Тем более что здесь вокруг него не воняла бы всякая сволочь. Но нет, я не оставлю его здесь». И Музыкант, взявши за вздрагивающие плечи всхлипывающую Риту, бережно повел ее с этой улицы.

1946, 1975

Настоящее издание продолжает знакомить читателя с творчеством Павла Яковлевича Зальцмана (1912-1985) – живописца, графика, художника кино и, как показал выход книги его поэтических произведений «Сигналы Страшного суда» (М.: Водолей, 2011), незаурядного поэта, знакомство с которым, по словам Валерия Шубинского, «заставляет в известной мере перестраивать всю историю русской литературы XX века» [25]. Творчество Зальцмана действительно обозначает литературную линию, логично продолжающую эксперименты ОБЭРИУ и выводящую их на новый, качественно иной стилевой и экзистенциальный уровень [26]. И поэзия, и представленная в этой книге проза Зальцмана 1930-1950-х гг. – наиболее продуктивного и интересного периода его творчества – наряду с другими публикациями последних лет заполняют царившее до недавнего времени зияние [27]в роковые для русской литературы годы. Его творчество становится одновременно и зеркалом, и памятником эпохи трагических катаклизмов и, как все более становится понятно, кажущегося безвременья.

Поэтику Зальцмана сформировали три обстоятельства. Основным событием следует считать встречу в 1929 г. с П. Филоновым, у которого Зальцман перенимает обостренное чувство формы, выразившееся в концепции «сделанной вещи», и необходимость мотивировки художественного эксперимента – выход из собственно авангардной плоскости в бытийную сферу искусства [28]. Изначально свойственный филоновской школе экспрессионизм впоследствии наложился на абсурдизм А. Введенского и Д. Хармса, с которыми Зальцман был хорошо знаком и на чтениях которых не раз присутствовал. В то же время вписанность Зальцмана в индустрию кино (с 1930 г. он работает художником-постановщиком на киностудии «Ленфильм», с 1945 г. – на Алма-атинской киностудии, впоследствии «Казахфильм») и обусловленная этим необходимость в известной степени соответствовать нормам социалистического искусства приводят художника к осознанию себя как «подпольного человека», образ которого моделируется в текстах Зальцмана на самых разных уровнях. Глубочайшая неприязнь к окружающему его миру советского официоза, несогласие с метафизическими основами бытия и невольная втянутость в грандиозную мясорубку истории становятся мощнейшей движущей силой, породившей уникальную в своем органичном синтезе поэтику абсурдистского постфутуристического эксперимента и экспрессионистского гиперреализма, нашедшую свое наиболее убедительное воплощение в неоконченном романе «Щенки».

Работу над этим произведением Павел Зальцман начинает в 1932 г. и продолжает на протяжении 20 лет, до января 1952 г., вернувшись затем к незавершенной рукописи незадолго перед смертью. Характерное упоминание о романе мы встречаем в дневнике П. Филонова за 1933 г.: «Зальцман принес свою литературную работу "Щенки". <���…> У Зальцмана удивительно острая наблюдательность и гигантская инициатива, но вещь полудетская, сырая, "первый слой". Отдельные куски его работы – например, дождь на лужайке у сибирской тайги под Минусинском, где он был на съемках "Анненковщины" с кинорежиссером Бересневым, – почти удивляют» [29]. Несмотря на то, что роман, по всей видимости, остался незаконченным, его можно считать не только центральным произведением Зальцмана, но и одним из значительнейших произведений о Гражданской войне, яркой иллюстрацией охватившей Россию антропологической катастрофы. В этом романе Зальцман наиболее близко подошел к филоновскому понятию аналитического творчества, соединив экспрессионистическую непосредственную динамику языка с широким охватом исторической панорамы того времени.

Действие романа начинается на реке Уде в Прибайкалье. Два щенка остаются в брошенной солдатами [30]деревне Дубровке и, когда съестные припасы заканчиваются, отправляются разными путями на поиски еды. В известном смысле мы имеем здесь дело с инверсией: глаз животного фиксирует картины всеобщего озверения, люди заняты исключительно вопросом физического выживания и в стремлении уцелеть не останавливаются ни перед чем. Эта инверсия – вочеловеченность собак (так и остающихся на протяжении всего романа щенками, время не имеет своей власти над ними) и зверства людей – также напоминает живопись Филонова, где животные подобны людям, а люди – животным. Характерно, что в то же время Н. Заболоцкий пишет свою поэму «Лодейников», законченную лишь в конце 1940-х гг.: ее центральный сюжет – «смутный шорох тысячи смертей», зримо открывающийся в природе главному герою: