Павел Зальцман - Щенки. Проза 1930-50-х годов (сборник)

– Здравствуйте, – сказал Яков.

Дровосек оглянулся и вдруг, всплеснув руками, засмеялся во весь зубастый рот и сказал:

– Мальчик, какой маленький, какой пухленький – иди, иди сюда!

Яков рассказал, что он заблудился. Дровосек слушал невнимательно. Он, видно, раздумал спать. Сбросил с повозки дров, подложил в костер, они зашипели. Потом стало светло. Дровосек снял большой котел, зачерпнул воды и поставил на огонь. Потом вынул нож, уселся и стал точить на бруске. Наконец он спросил Якова:

– Откуда же ты взялся, мальчик?

Яков повторил.

– Ну хорошо, – сказал дровосек, раздвигая толстые щеки, – хорошо, что ты попал сюда. Здесь нам с тобой уютно, нам с тобой приятно.

– Уютно-то уютно, – возразил Яков, – но я очень тороплюсь, мне надо снести письмо.

– Куда тебе торопиться, – сказал дровосек, – что за письмо?

– А вот, – ответил Яков, вынимая конверт, – тут написано: деревня Шлангенвальд, старуха Меншенфрессерин, ей самой в собственные руки.

Дровосек взглянул на конверт и уронил нож. Неожиданно он забрал письмо у Якова, распечатал и стал читать.

Сперва Яков обиделся и рассердился, но потом ему стало любопытно и он спросил:

– Ну, что там написано? Почитайте вслух.

Дровосек странно переменился. Он посмотрел на Якова сердитыми глазами и прочел по складам:

– «Дорогая и многоуважаемая фрау Ульрика! Как вы поживаете? Все так же ли несравненно вы готовите вкусные блюда? Помня нашу старую дружбу и зная, как вы любите детей, я уговорил этого мальчика у городских ворот передать вам мое письмо. Вы увидите, что мальчик хотя и маленький, но зато пухленький и румяный. Он вам понравится. Вы можете его…» – тут дровосек остановился и швырнул письмо на траву.

– Ну а дальше, дальше? – спросил Яков.

– Ничего, – буркнул дровосек, – неинтересно.

– Нет, интересно, – сказал Яков, – читайте дальше.

Дровосек сердито фыркнул, поднял письмо, некоторое время глядел на него молча и потом прочел, уже не по складам, но запинаясь и останавливаясь:

– «Вы можете его… угостить… гм… пряниками и кренделями… конфетами и котлетами… печеньем и вареньем… и мясным супом в придачу, чтоб ему было весело идти домой…». Вот и все, и больше ничего!

Сказавши это, дровосек отдал письмо и вдруг, к удивлению Якова, ударил ногой по котлу, который перевернулся и залил огонь. Дровосек лег спать. Некоторое время он ворочался и бормотал: «Старая карга… не дадут человеку пообедать… все только ей…» – и другие непонятные фразы.

Яков тоже лег спать, выбравши место посуше, и ему снились конфеты и котлеты.

Проснулся он очень поздно. Ярко светило солнце. Рядом с ним никого не было. Дровосек и повозка исчезли. Досадуя, что не узнал о дороге, Яков стал раздумывать о том, в какую сторону идти.

И впереди, и справа, и слева был густой зеленый лес.

Протирая глаза и потягиваясь, Яков взглянул назад. Тут он ахнул и вскочил на ноги. Дело в том, что он находился на опушке. Сзади деревья стояли редко и было видно, что вниз идет крутой спуск, а в конце этого спуска, – не очень далеко, – стоят четыре домика: один розовый, другой голубой, третий желтый, а четвертый – черный.

– Да это же и есть Шлангенвальд, – сказал Яков, радуясь. – Ах, какая удача!

Он пошел по спуску, рассматривая дома и думая, в каком из них живет старуха Ульрика. «Может, в этом первом – розовом; пойду туда. Или в голубом. Он тоже очень красивый. Уж раз побывать в розовом, то хорошо бы и в голубом. А желтый? Интересно, что в этом желтом? Очень может быть, что и там». Но самым интересным и красивым показался ему черный домик. Правда, он стоял последним, – за всеми другими, – на холме.

Когда Яков спустился, поравнялся с первым домом и шел вдоль его забора, выкрашенного в розовый цвет, вдруг из-за угла навстречу ему вышла девушка лет семнадцати с круглым лицом, длинным носом и круглыми глазами. Губы у нее были красные и толстые, а подбородка почти не было совсем, такой он был маленький и срезанный. Она несла, продевши руку под ручку, большую плетеную корзину, в которой лежало что-то, закрытое сверху чистым полотенцем. Круглые глаза этой девушки беспокойно бегали, но когда она столкнулась с Яковом, она остановилась, поставила корзину и всплеснула руками. Улыбнулась во весь рот и воскликнула:

– Мальчик! Какой маленький, какой хорошенький! Иди-ка сюда, иди!

Не успел Яков промолвить слова, как она схватила его за руку, подхватила свою корзину и потащила его за собой в розовый домик.

Навстречу им вышла толстая женщина с таким же круглым лицом – видно, ее мать. Она тоже страшно обрадовалась Якову и засуетилась на кухне.

Она положила в печку дров. Налила из ведра большой котел. Поставила на огонь. А дочь сняла с гвоздя кухонный нож и пошла в угол к точильному колесу. Яков с удивлением смотрел на все это, а потом спросил:

– Это действительно Шлангенвальд?

– Еще бы, еще бы, – охотно отвечали обе женщины. При этом мать ворошила огонь, а дочь поплевала на оселок, крутанула колесо и наставила нож – вжик-жик, вжик-жик…

– А где здесь живет старуха Ульрика Меншенфрессерин? – спросил Яков.

– Что, – воскликнули обе женщины, – зачем она тебе? Тебе и здесь хорошо. Разве здесь не приятно, разве не уютно?

– Уютно-то уютно, но я должен ей отдать письмо.

– Какое письмо? – спросили женщины, бросая работу, – у них лица вытянулись и губы отвисли.

– А вот, – сказал Яков, вынимая конверт.

В ту же секунду младшая выхватила конверт у него из рук, развернула и стала читать вслух:

– «Дорогая и многоуважаемая фрау Ульрика! Как вы поживаете? Все так же ли несравненно вы готовите вкусные блюда? Помня нашу старую дружбу и зная, как вы любите детей, я уговорил этого мальчика у городских ворот передать вам мое письмо. Вы увидите, что мальчик хотя и маленький, но зато пухленький и румяный. Вы можете его…»

Тут девушка остановилась и сердито бросила конверт на пол. Но Яков, который очень хотел опять послушать про вкусные блюда, поднял письмо и попросил:

– Дочитайте, пожалуйста, до конца.

Девушка насмешливо фыркнула, взяла листок и прочла:

– «Вы можете его… нарядить в зеленую курточку и красную шапочку с бантом… гм… подарить ему высокие сапоги и кожаные перчатки, и еще кружевной воротник в придачу, чтобы он пришел домой красивым…». Вот и все, больше ничего.

– Что, – сказал с изумлением Яков, – разве там написано это?

– Это, – ответила девушка, отдавая ему письмо. Но он еще больше удивился, когда увидел, что мать, сердито бормоча себе под нос, подошла к огню и перевернула на него котел с водой. Огонь страшно зашипел и погас. А дочь повесила кухонный нож на место.

«Ничего не понимаю», – пробормотал Яков про себя, а вслух сказал: – Ну, я пойду. До свиданья.