Семен Бабаевский - Собрание сочинений в 5 томах. Том 3

«От этой Ивановны никуда не уйдешь», — с улыбкой подумал Холмов.

Как и тогда ночью, песня о рулевой вызвала у него грустное чувство, и он сказал:

— Антон Иванович, выключи радио.

— Или перестали любить музыку, Алексей Фомич? — И Игнатюк, не дождавшись ответа, щелкнул выключателем, оборвав песню на самой высокой ноте. — Помню, песни вы любили.

— Антон Иванович, расскажи, что нового? — не отвечая Игнатюку, попросил Холмов. — Как идет жизнь?

— Жизнь моя, сами знаете, за рулем да в дороге, — ответил Игнатюк. — Ездим много, даже поболее, нежели, бывало, ездили с вами. Андрей Андреевич не засиживается в кабинете.

— Нравится тебе Проскуров? Как руководитель?

— Меня не обижает.

— Ну а чем Проскуров отличается от других?

— Да как сказать? — Игнатюк с виноватой улыбкой взглянул на Холмова. — О руководителях я сужу на свой, шоферский манер. Может, не так, может, неправильно сужу.

— Это как же? Интересно.

— Своим умом, Алексей Фомич, понимаю так: большой или малый руководитель, такой, к примеру, как вы или Проскуров, а то и повыше, сильно похож на нас, на шоферов. — Игнатюк не отводил глаз от дороги, и по напряженному лицу видно, что говорить ему трудно. — Шофера-то бывают разные. Один умный, знающий дело, а другой и не умный и не знающий дела. Умный, знающий дело ведет машину уверенно. С таким ехать не страшно хоть по какой трудной дороге. Где нужно — поддаст газку, переключит скорость, а где нужно — сбавит бег, притормозит. И все это сделает так, что пассажиры и не заметят, без толчков, без дерганья. Ежели встретятся ухабы, вообще побитый профиль, то он и тут поведет машину спокойно, так что и рессоры не качнутся. Но есть среди нашего брата лихачи и хвастуны — им море по колено. Не дай бог, ежели такой лихач сядет за руль. Рванет с места, газанет и помчится, не разбирая дорог. Машину заносит то в одну, то в другую сторону, а он только ухмыляется: дескать, поглядите, какой я смелый. А ежели начнет обгонять тех, кто едет впереди? Сигналит, машину рвет. Тут беды не миновать. А кому достается от такого лихачества?

— Пример со смыслом! — Холмов рассмеялся. — Значит, бедным пассажирам достается?

Игнатюк не ответил. По его угрюмому взгляду, устремленному на дорогу, по тому, как он наклонился к рулю, было видно, что ему не хотелось продолжать разговор. На вопросы Холмова отвечал одним или двумя словами. Холмов спросил о детях Игнатюка, и тот так же немногословно ответил, что старший, Владимир, поступил в институт, а младшие, Галя и Юрий, учатся в школе. Когда уже проехали длинный степной хутор Яровой и повернули на Рощенскую, Холмов, убедившись, что поговорить с Игнатюком ему не удастся, склонил на плечо голову и задремал.

Калюжный по телефону предупредил Рясного о приезде Холмова. Он сказал, что звонит по поручению Проскурова, который только что уехал из Родниковской, и что «Андрей Андреевич просил принять гостя потеплее. Понял, Рясной? Потеплее». Поэтому Рясной наказал жене приготовить для гостя обед, а сам заранее выехал за станицу и встретил Холмова у въезда в Рощенскую.

Высок и плечист, с седым густым чубом, Рясной обнял Холмова, показывая этим свою искреннюю радость. Со своего «газика» охотно пересел на «Волгу» и сказал Игнатюку, чтобы ехал к нему, Рясному, на квартиру. Наклоняясь к Холмову, не без радости сообщил о том, что Кузьма еще вчера благополучно прибыл в Весленеевскую; что милиция не только, как говорят, пальцем его не тронула, но что племянник Иван Холмов уже принес своему дяде извинение; что конь с седлом навечно, по акту отдан табунщику.

— Но вот беда, Алексей Фомич, конь что-то прихворнул, — говорил Рясной. — Вчера звонил Корнейчук. Просил прислать ветеринара из райлечебницы. Конечно, лошадь в летах, вполне может заболеть. Но это не проблема. Ветеринар послан, так что все будет в порядке. Я даже дал указание Корнейчуку построить небольшую конюшню. Лошадь без конюшни…

— Это уже зря, ни к чему, — перебил Холмов.

— Совсем даже не зря! — возразил Рясной. — Это, Алексей Фомич, не проблема! Строим же мы, если нужно, индивидуальные гаражи? Пусть конюшня на одну лошадь и будет таким гаражом. А что? Построить конюшню на одну лошадь — для колхоза не проблема. И вообще, дорогой Алексей Фомич, вся эта проблема с конем твоего брата могла бы вовсе не возникнуть. Проблема-то, собственно говоря, искусственная, пустяковая. Ну чего, скажи, Кузьма Фомич не пришел ко мне? Пришел бы, и все бы уладили. Для нас же это не проблема!

«И чего заладил: проблема да проблема, — даже неприятно слушать», — подумал Холмов.

И тут он вспомнил, что Рясной давно любит это слово, нравится оно ему. Чуть что — проблема. И всякий раз получалось у него одно из двух: либо есть проблема, либо нет проблемы. Или она возникает, и тогда ее надобно решать, или она не возникает, и тогда не о чем и беспокоиться.

«Почему же раньше, когда я встречался с Рясным по служебным делам, когда разговаривал с ним или слушал его речи, меня не раздражало в его языке это ходкое слово? — думал Холмов. — И почему я заметил это слово теперь, и почему оно мне не нравится? Тогда это его „проблема есть“ или „проблемы нет“ пролетало мимо моих ушей. Теперь же оно режет слух и вызывает чувство неприязни к Рясному, человеку и руководителю, в общем-то, неплохому…»

От обеда Холмов отказался, уверяя Рясного и Анну Ефимовну, его румяную и приветливую жену, что совсем недавно и хорошо пообедал у Калюжного.

— Так то у Калюжного, а то у нас, — певучим, приятным голосом сказала Анна Ефимовна. — У нас и уточка, зажаренная с яблоками, и кубанский борщ со свининой, и свои соленья. У Калюжного такого борща нет!

— И рад бы поесть и борща и уточки, но не могу, сыт, — сказал Холмов. — А вот чайку выпью.

На столе сперва появилось варенье трех сортов: из райских яблочек, сваренное так умело, что каждый плод, величиной со сливу, имел хвостик и казался только что сорванным с дерева: вишневое и кизиловое. Затем прямо из духовки пожаловал яблочный пирог, только что разрезанный и еще дышавший паром. В комнате тотчас возник такой аромат, что гость точно бы оказался в саду, и ему уже нельзя было не сесть к столу.

Из рук хозяйки Холмов принял тарелку, на которой лежал порядочный кусок пирога. Холмов пил чай, хвалил пирог и, по старой своей привычке, расспрашивал у Рясного, как в районе идут хозяйственные дела, как с урожаем, с уборкой. Радуясь тому, что такой вопрос был задан, Рясной с готовностью ответил:

— Район идет, сказать, дружно. Урожай выше среднего. Хлеб сдали сверх плана, выручаем соседей. На сегодняшний день остались неубранными кукуруза и картошка. Но это уже для нас не проблема!

— А как с урезанными огородами? — спросил Холмов. — Есть ли жалобы?