Алексей Першин - Не измени себе

Вспомнив сейчас обо всем этом, Дроздов вдруг рассмеялся. Смирнов удивленно взглянул на него: ничего смешного он вроде бы не говорил…

— Я вспоминал, как разыграли меня на заводе, когда мне орден Ленина вручали…

— Это уже без меня было. В сорок третьем я ушел на фронт, — задумчиво постучал Алексей Георгиевич дужками очков о стол.

— Видал! А меня стыдили ни за что ни про что…

— Ты не равняй людей… Я уже тогда свободно владел немецким. — И вдруг круто изменил разговор. — Поди, гадаете, Борис Андреич, зачем позвал?

Борис утвердительно наклонил голову.

— За откровенность плачу откровенностью… Еще в Москве, пять лет назад мы говорили о вас с первым секретарем… Да-да, Дроздов, вы о себе не думаете — люди о вас думают. Вам сколько сейчас?

— Тридцать с гаком.

— Не поздно еще, если гак не большой. Так вот… Можно откровенно?

— Буду рад, Алексей Георгич.

— Почему вы не хотите стать дипломированным специалистом? Отлично владеете немецким языком. Хорошо знаете технику. Вон как вас хвалят ваши немецкие коллеги.

Меньше всего Дроздов ожидал такого разговора. И не понятно, почему он возник у него с этим, в сущности, не так уж и знакомым ему человеком? Правда, он когда-то принимал участие в его судьбе — добился правительственной награды, не пустил на фронт. А в ообще-то выстрел у Алексея Георгиевича получился в самое яблочко.

Именно здесь, работая с немецкими специалистами, изучая опыт зарубежных рабочих и техников, Борис понял, как многого ему недостает в профессиональном развитии.

Подобные мысли возникали у него и до поездки за рубеж. Конструкции станков, выпускаемых заводом, год от года усложнялись, впереди уже виделись станки-автоматы. И вопрос о пополнении знаний сам собою вставал на повестку дня.

Но если все так складывается, если он действительно хочет идти впереди, а не ковылять в хвосте у жизни, нужно приобретать более глубокие знания. Можно, конечно, продолжать самостоятельно штудировать учебники, можно также и углубиться в научные труды, преодолевая одну за другой крутые горки, что он и делал. Но год от года Бориса смущала эта самодеятельность. Появились сомнения: а не однобоки ли его знания? Другими словами, трудно было учиться без опытных наставников. Борису, как он теперь понимал, было необходимо знание высшей математики и новейших исследований в области станкостроения. Словом, без вуза действительно не обойтись…

Вот на этой стадии раздумий Борис и остановился. Не возникни даже этого разговора с бывшим партийным работником и не окажись он за рубежом, весьма вероятно, что он именно в этом учебном году переступил бы порог какого-то вуза (его вечернего отделения). Борис хотел учиться, но, как ни странно, он не находил «своей» инженерной специальности.

— Видите ли, Алексей Георгич… Задели вы самую больную струну. — Борис перевел дыхание. — Я долго думал над этим. Вуз окончить я в силах и учиться буду с охотой, хотя и давно со школьной скамьи. А зачем?

— Вопрос риторический… Диплом открывает дорогу для широкой инженерной деятельности. И еще другая сторона… Живет в вас эдакий центр притяжения, факту этому вы лично не придаете никакого значения. Не смейтесь, не смейтесь, нет мне ни нужды, ни охоты льстить вашему самолюбию. Вы умеете сплотить вокруг себя людей, заразить их своим делом.

Борис слушал и с сомнением покачивал головой: «Центр притяжения». «Организующая сила». Откуда это все? Когда это Алексей Георгиевич успел рассмотреть в нем, обычном наладчике Борисе Дроздове, организатора? Какой организатор из него выйдет — это еще вопрос…

Немного помолчав, заговорил:

— Давайте так рассуждать, Алексей Георгиевич: может быть, инженер из меня и неплохой получится. Не буду скромничать. Если уж назначат — стану хорошим. Но я о другом. Начну я расти и на этой должности. Ну, может, выдвинут меня со временем главным инженером, а то, глядишь, и директором завода.

— И отлично. По заслугам. Я лично так бы и сделал.

— Вот-вот. «По заслугам». То есть по прошлым заслугам слесаря или, скажем, инженера. А если нет у меня таланта руководителя?

— Но вы — честный человек, отличный работник, коммунист. Впрочем, зачем мне повторяться?

— А этого всего, Алексей Георгич, мало. Нужен талант. Руководить тысячами работников может лишь особо одаренный человек, а не просто хороший инженер.

Хозяин кабинета, окинув внимательным взглядом Дроздова, тоже встал. Подошли к окну. Молчание затянулось, — Да… позиция. Я бы сказал — целая философия.

— Не философия. Простая убежденность, Алексей Георгич.

— Ну, а вывод какой?

— Хочу быть образованным человеком. И в ширину, в глубину хочется иметь познания. А работать все-таки там, где больше всего принесу пользу.

Разговор на этом пришлось закончить: явились приглашенные «во главе с товарищем Зыковым», как объявил Смирнову подтянутый молодой человек, одетый в строгий черный костюм. Алексей Георгиевич больше не стал спорить с Дроздовым, но и полностью согласиться с ним, видимо, не мог. Сказал, что через полгода или от силы через год он снова будет работать в Союзе. Вот тогда непременно разыщет его, и они продолжат этот разговор, если к тому времени сам Борис Андреевич не изменит своей позиции. А он, Смирнов, почти уверен, что она должна претерпеть изменения.

…Борис, не отдавая себе отчета, зачем он это делает, старался не отставать от женщины, так заинтересовавшей его, и когда они спускались по трапу самолета. Он не мог отделаться от мысли, что она имеет какое-то отношение к Жене. И вот подтверждение.

— Здравствуйте, товарищ Пухова! — услышал он обращенные к ней слова молодого человека, поджидавшего у трапа.

— Юра?! — удивилась та. — Вот не ожидала. Да я и сама бы добралась… — Голос был мягкий, низковатый, бархатистый.

— Все Иван Федосеич, всех на ноги поднял. Хотя и бывший, но генерал. Автомобиль ждет у ворот, справа от аэровокзала. — Молодой человек указал глазами на ворота, почему-то сейчас открытые. — Между прочим, в машине вас кое-кто дожидается. — От лукавой улыбки у него чуть дрогнули уголки губ. — Не ходите через таможню. Прямо к автомобилю, солдат предупрежден.

У Бориса сердце екнуло. Сомнений не оставалось — это была мать Жени. Насторожило Бориса упомянутое лейтенантом имя «Иван Федосеевич». Неужели Вальцова он имел в виду? Но почему его называют генералом?

И вдруг вспомнил о письме Разумнова, в котором тот сообщал, что недавно объявился Вальцов и всех поразил генеральскими погонами. Войну он начинал в звании подполковника.

Черт возьми, явно о Вальцове говорилось. Это он, он! Но когда же Иван мог познакомиться с Софьей Галактионовной?

Нет, тут что-то не так. Совпадение. Мало ли в России Иванов с таким же отчеством.