Алексей Першин - Не измени себе

— Я опять с прежним вопросом, — обратился он к Разумнову. — Ей-богу, Константин Арефьич, не красуюсь я, не кокетничаю, Гриша Зонов без моей операции не сможет закончить свою. А не сдадим коробки скоростей — станки не смонтируют. Программу зарежем без ножа. Как быть?

Разумнов на этот раз уже не в силах был спорить… Мысленно чертыхнувшись, он с досадой махнул на Бориса рукой: поступай, как знаешь. Дроздов, воспользовавшись этим, пошел к выходу, а Разумнов вместе со всеми — на концерт.

Шел и мучился. Не давали покоя слова Бориса: «Программу зарежем без ножа». И все же у него не укладывалось в голове, как может человек не воспользоваться единственным, может быть за всю жизнь, вечером отдыха, который устраивает не заводской местком, а Кремль.

Лучшие артисты страны! Никогда не приходилось слышать и видеть их Разумнову всех вместе. Вдруг его обдало жаром: пропуска-то у Дроздова нет. Приехали сюда в машине вместе, и в машине, вместе, должны были уехать, с одним пропуском. Как же теперь он — по ночной Москве?..

А Дроздов тем временем шагал по середине улицы, не таясь и не прячась от патрулей.

Движение на улицах замерло, ни одного огонька вокруг. Полное затемнение.

А вот тишины даже в это время в Москве не было. Где-то коротко, но часто тонким голосом жаловался паровоз. Женщина звала какого-то Семена: «Да иди ж ты, иди, черт непутевый!» Прошуршала легковушка в переулок, и вдруг впереди послышалось громыхание трамвая. Но этих звуков водителю трамвая казалось мало: он еще названивал, кого-то предостерегая. Вагон выполз из переулка. Впереди трамвая шагала женщина в ватнике, несмотря на лето, и синим фонарем освещала путь впереди себя. Вагон и две площадки, нагруженные мешками, пересекли улицу. Женщина с синим фонарем вскочила на подножку, и трамвай прибавил скорость.

«Снабженцы, — отметил про себя Борис. — Значит, быть завтра в этом районе хлебу».

Постоял, посмотрел вслед грузовому трамваю и припустился бегом: перед глазами вдруг отчетливо возник, тоскливо теперь поджидавший его, Гриша Зонов.

— Стой! Ни с места! — властно приказали ему с тротуара.

— Стою. И не шевелюсь.

Подошли двое с автоматами на груди. На мгновенье его ослепил луч электрического фонарика, — Веселый человек — прямо серединой прет.

— Ваши документы. Предъявите пропуск.

Борис развел руками: нет пропуска. И рассмеялся. Что поделаешь, нет его.

— Я же говорю… весельчак!

— Так вот и ходите по Москве без пропуска?

— Да поймите вы, ребята, только что из Кремля я. А топаю на завод. Программа горит.

— Из Кремля?! — взвился первый голос, теперь он был не насмешливым, теперь он зазвенел возмущением. — Лично от товарища Сталина?

— Нет. От товарища Калинина. Да вы послушайте сначала!..

— Нечего слушать… А ну-ка…

— Помолчи, Гребнев! — приказал второй голос. И мягче к Дроздову: — Слушаем, товарищ. Говорите.

— Только что получил орден Ленина.

— Орден Ленина!!!

Два голоса, один возмущенный, другой больше изумленный, чем недоверчивый, слились воедино. Судя по голосам, патрульные были еще молоды.

— Постойте. А орденская книжка может служить пропуском? Ее ведь сегодняшним числом выдали. И сам Калинин подписал.

— А ну покажь!

Борис подал красную книжицу второму, более сдержанному и явно старшему в наряде.

— Ух ты! — это недоверчивый, даже голос дрогнул.

— Вот так документик, Гребнев. Когда-нибудь видал такое? Слушайте, как вас величать… — заглянул в книжку старшой. — Борис Андреич! Ни разу орден Ленина близко не видал. Покажите.

Борис достал коробочку, раскрыл ее и осторожно вынул орден. Золото и эмаль брызнули искрами в лучике фонаря.

— Ох-х! — опять вместе выдохнули оба.

И Борис был счастлив. Он и сам не мог отвести глаз от этого ослепительного сияния. Все трое были молодыми, искренними и доверчивыми. И объединяла их общая беда — война. Но там, на фронте, наши теперь в хвост и в гриву колошматили фашистов. Победа уже не за горами! Пусть еще не полная, пусть только на одном поле огромного сражения, масштабов и значения этой битвы все трое еще не могли представить, только чувством и умом догадывались, что там, между Орлом и Курском, сегодня, по сообщениям Совинформбюро, и их судьба решалась. Потому весь свой молодой восторг и неистребимое желание победы они, сами того не подозревая, выражали своими восхищенными возгласами, разглядывая орден Ленина.

Борис бережно уложил орден в коробочку, спрятал награду во внутренний карман. Постояли молча, не хотелось так вот просто разойтись. Нужно было, видимо, сказать что-то значительное, а подходящих слов, как часто бывает, не находилось.

— Мы бы, конешное дело, машину могли остановить, да вишь ты — ни одной… — заговорил наконец старший в наряде.

— Это завсегда так. Все наоборот, когда что-то позарез надо…

— Опять за свое, Гребень? Опять наперед батьки лезешь. Так и прет из тебя…

— Да я ж ничего. Это поговорка такая… С языка сорвалось.

— Замолкни. Бывай здоров, земляк. Счастливо тебе, — и старшой протянул ладонь лодочкой Борису.

Потом долго тряс руку Дроздова Гребнев.

— Не обижайся… Характер у меня…

— …наподобие мухомора, — вставил старшой. — Иди спокойно, товарищ Дроздов. Кажи, в случае чего книжицу свою. Верный пропуск. А машину встретим, велим догнать и к заводу доставить.

Автомашина Бориса не догнала, зато от патруля, как путь ему пересек человек, одетый в военную форму.

— Извините, Борис Андреич. Я оказался невольным свидетелем. У меня такое же положение, Без пропуска я… Кажется, нам по пути. Может вместе лучше?.. — И, козырнув, представился: — Гвардии подполковник Виноградов.

Борис даже не удивился, что нашелся еще один не имеющий пропуска. Из разговора выяснилось, что Виноградов с командой прибыл в Москву за получением важного груза. Фронтовые друзья наказали проведать родных. И тут незадача: ждал машину, а она в назначенное время не пришла. Через три часа отправление. Вот и приходится идти крадучись…

— Орденская книжка у меня тоже есть, только награду я получил уже давно, — говорил подполковник. — Подумал вот… Присоседюсь к вам и книжку, если что, к глазам — вряд ли станут в число выдачи вглядываться…

Борис рассмеялся. На душе у него было легко и радостно, потому так быстро вошел и в положение офицера.

— А орден где? — поинтересовался Борис.

— На груди, конечно. Дай руку. — Подполковник провел ладонью Бориса по орденам.

— Ого! Вон их сколько у вас! — воскликнул Борис. — И боитесь, что с такими задержат?

— Столица, Борис Андреич. Москву орденами не удивишь.

Борис тотчас вспомнил Свердловский зал. Действительно, так много людей собралось, увешанных наградами.