Алексей Першин - Не измени себе

Астахов не выдержал, рассмеялся:

— Ну чего дурочку валяешь?

— Какой привет, такой ответ.

Представитель министерства покраснел.

Погасив улыбку, Астахов примирительным топом продолжил:

— Ладно уж, Борис Андреич. Действительно неприятный случай. Станки-то уникальные, а вот рекламация пришла.

— При чем здесь уникальность? Для всех станков принцип дробления одинаков. Что серийные, что уникальные… Разобрались бы на месте, чем писать грозные рекламации.

Помолчали. Главный инженер затянул паузу, чтобы дать возможность прийти в себя Сергею Сергеевичу.

— Придется съездить, Дроздов.

Опять вмешался «высокий начальник».

— Я бы все-таки попросил, Василий Борисович, направить на Украину инженера и наладчика.

Василий Борисович с досадой поморщился. Покосившись в сторону министерского представителя, закончил разговор:

— Борис Андреевич, вы поедете с инженером Зоновым. Передайте, чтобы он зашел ко мне.

Еще не захлопнулась за рабочим дверь, как Астахов дал волю своему гневу.

— Как вы можете?.. Дроздов — гордость нашего завода. Вы новый человек в министерстве… Вы ничего не знаете о наших людях…

«И откуда выкопали такого?.. — размышлял по дороге Дроздов. — Даже если ты и новый человек… будь прежде всего человеком…»

Но тут Борису все-таки пришло в голову: как бы там ни было, а технологические недостатки должен исправлять инженер. Это факт.

«Направить… инженера вместе с наладчиком». Опыт опытом, а знания-то должны быть прежде всего у человека с высшим образованием. Услышанные Борисом слова, несмотря на их кажущуюся на первый взгляд по отношению к нему, Дроздову, бестактность, в общем-то были правомерны. Сам он презирал формальности, для него важна была сущность человека, но далеко не все, наверное, разделяли его взгляды…

…Григорий Григорьевич Зонов, бывший ученик Дроздова, искренне недоумевал:

— Виданное ли дело, Василий Борисович, учителя учить? Мне, если хотите знать, просто стыдно именовать себя старшим в этой поездке.

А Дроздов остался доволен, что вместе с ним направили Гришу Зонова. Цепкий оказался малый. Борис убедил его в конце войны закончить вечернюю школу, а потом паренек нашел в себе силы и поступил в институт.

…И вот они с Зоновым на Украине, в огромном цехе завода. Предприятие сооружено недавно и оборудовано по последнему слову техники. Все здесь новое, не успевшее закоптиться, даже следов масла и эмульсии на полу не видно. Цех залит светом, просторно, гулко, красиво.

Их станки стояли на отшибе. Вид у них был внушительный. Подошли к одному из них. Борис потрогал рукой деталь, зажатую в патроне, спросил Григория:

— Знаешь, что за деталь?

— Догадываюсь. Пыхтел и я над станком. Деталь, конечно, ответственная. Сталь специальная, жароустойчивая, требует сложнейшей обработки. Брак возможен из-за малейшего дефекта.

Подошел начальник цеха, высокий бледнолицый мужчина лет пятидесяти с усами, уныло свисавшими к подбородку.

— Гарно, хлопцы, шо швыдко приихалы. Замордовались зовсим с этим норовистым жеребцом, хай ему бис.

Григорий улыбнулся и ласково погладил «жеребца».

— Погоди, отец, ругать жеребчика. Он еще покажет себя — пыль из-под копыт столбом взовьется.

Начальник цеха недоверчиво взглянул на Зонова: уж он-то вдосталь намучился с московской новинкой.

— Пыталы во усих режимах, и так и эдак. А вин ни тпру ни ну. Шось воно з конструкцией того… — начальник покрутил растопыренными пальцами в воздухе. — Недоробылы з ним, хлопцы. Ей-ей, недоробылы. — Он подошел к другому станку, довольно древнему на вид. — Гляньте на цей станок. Сто лет ему с двумя хвостиками, а тянэ, як добра коняга. А цей… хоть лопни, — и безнадежно махнул рукой.

— Ладно, товарищ начальник, — прервал его Дроздов. — Мы тут с ним поколдуем.

Пускали станок на всех режимах — он действительно не хотел работать. Дроздов, засучив рукава, теперь разбирал станок по узлам, а у Григория опустились руки: сейчас он горько сожалел о том, что помогал создавать такой скверный станок. Дроздов по их долгому опыту общения знал: словами сейчас Григория ни в чем не убедишь, нужен — факт. Между тем сам он ни минуты не сомневался в добротности конструкции. Разобрав станок, Борис проверил, как подогнаны друг к другу плоскости, особенно в суппортной части. Старательно подтянул подшипник шпинделя. Другими словами, станок был тщательно осмотрен и проверен заново. Каких-либо отклонений от нормы Борис не заметил.

Оставалось поставить резец, заточенный по чертежу, разработанному на его родном заводе. Вот на этот резец и падало подозрение: не в нем ли все дело? Но подозрение, едва уловимое, как слабый писк комара.

Впрочем, к чему гадать? Сейчас все выяснится.

Борис включил станок, установил глубину резания, а дальше умный механизм должен все выполнять автоматически.

Но, увы, от того, что станок делал сейчас, до того, что он должен делать, было далеко, как от земли до неба. Вот резец приблизился к вращающейся детали и начал уверенно вгрызаться в металл. Прошла секунда-другая — и вдруг штанга держателя вздрогнула и стала мелко-мелко вибрировать. По цеху разнесся визг металла, режущий ухо и вызывающий оскомину во рту.

Как по команде, все, кто работал в цехе, повернули головы к москвичам. У некоторых на лицах появились иронические усмешки. Но и сочувственных взглядов Дроздов увидел не так уж мало: «Плохо, когда у человека не ладится, свой же он, рабочий человек».

— У-у, чертов бугай. Ревет, проклятый, на всю Украину.

Ненависть, бессильная ярость были сейчас в глазах у Гриши Зонова. Молодой инженер, увы, ничем не мог помочь своему учителю.

Потянулись нудные, изматывающие дни. Чего только не делали с упрямым станком, а он по-прежнему трясся, будто в лихорадке.

— Слушай, Григорий Григорич, — напустился в воскресенье Дроздов на своего коллегу. — Ты до каких пор будешь ворчать, как старая тетка?

Они гуляли по берегу реки. Была она неширокой, спокойной. Казалось, спокойствие ее охраняли вербы, стройной шеренгой выстроившиеся по обоим берегам.

— А что мне прикажете делать?

— Руководить, подсказывать, действовать активно, а не истощать себя злостью.

— Хватит вам смеяться надо мной. Послали руководить желторотика опытным специалистом. Курам на смех…

— Эк его, в самокритику ударился. А я ведь вижу, что мозгам своим покоя не даешь. Так или не так?

— Ну и что из того? О резце думаю, а что в этом толку?

— И я о резце. Надо изменить геометрию его заточки.

— Но черт подери! Ведь все резцы заточены по чертежу, с учетом марки металла и всех других требований.

— Я лично, дорогой мой Гриша, в этих расчетах не участвовал и ответственности за это нести не могу, — съязвил Дроздов.