Илья Лавров - Встреча с чудом

— Слушай, Колоколов, нам нужно подумать о разведении белоснежных лисиц. Их вывели в Бакурианском зверосовхозе, — озабоченно и громко заговорил Татауров. В глазах его загорелся азарт. — Любопытный зверь, я тебе скажу. Ты видел этих белоснежных? — Он совсем оживился. — Белый волосяной покров с рисунком из черных пятен. Пятна расположены на концах лап, на морде, на хребте...

...Труднее оказалось с Коноплевой. Директор школы, признавая, что педагог она плохой, все же не отпускал ее. Просто так, из упрямства не отпускал. Асе и Колоколову пришлось раза два побывать в райкоме партии, пока все утряслось.

Когда Ася и Славка пришли к Ие и сказали ей об этом, с ней вдруг случилось непонятное. Вместо радости она почувствовала горечь и какую-то непонятную грусть.

Сестры стояли среди замусоренной комнаты с бугристыми, голыми стенами, а она растерянно сидела на кровати и смотрела на них. Сквозь слезы они виделись как в тумане.

Ей подумалось, что давным-давно и она была такой же, да только не сумела сохранить себя, свою душу, и теперь ей предстоит трудное: вернуться к самой себе. И еще ей показалось, что здесь, в Чапо, не такие уж плохие люди, а это, скорее, она была плохой. И совсем странное произошло дальше. Она поймала себя на том, что ей не хочется уезжать. Но это продолжалось только миг.

Она вскочила, засуетилась, загремела табуретами с дырками от выпавших сучков.

— Садитесь, девочки, садитесь!

— Что, от радости готова до потолка прыгать? — воскликнула Славка.

Ия остановилась перед сестрами — худая, с дергающимся уголком крашеного рта. Она смущенно, неуверенно ответила:

— Не знаю... Право, не знаю... Уезжать, конечно, нужно... Обязательно... Да вы раздевайтесь! Чаю попьем! — она бросилась к печке, но печка была холодной, закопченный чайник пустым, а стаканы немытыми. «Да и сахару нет», — вспомнила она и прошептала:

— А, черт!

— Ты не суетись! — остановила ее Славка.

— Посидим так, — добавила Ася.

Сестры сели к столу. Ия, стыдясь своего неуютного жилья, торопливо смахнула со стола какие-то крошки и тоже села. Но тут же вскочила, взяла с подоконника консервную банку-пепельницу, пачку папирос.

— Вы уж, девочки, не ругайте меня, — умоляюще попросила она. — Но, честное слово, сегодня я не могу... А вообще-то обязательно брошу! Обязательно!

— Да соси уж, ладно! — Славка усадила ее рядом. — Где-то я читала, что целовать курящую женщину — это все равно что лизать пепельницу!

Ия серьезно посмотрела на неё, уголок рта задергался сильнее.

Ася под столом толкнула ногу сестры и ласково спросила Ию:

— Куда ты теперь поедешь?

Ия пустила дым через нос, облокотилась на стол, сжала голову руками.

— Я бы поехала с вами, — ответила она, помолчав. — Вернее, за вами... За вами я поеду... следом, — говорила она прерывисто и непонятно.

Сестры смущенно молчали, не зная, что сказать. Ася отрывала ленточки от газеты, лежащей на столе.

— Вы не думайте... не считайте... что я такая... не знаю уж какая... Пропащая, что ли... Или вроде слякоти...

— Да что ты, Ия, милая! Мы и не думали...

— Я — человек! — прервала Коноплева Асю. — Я многое могу... Теперь могу, — поправилась она и резким тычком сломала папиросу о дно банки, придавила огонек.

— Ийка! Родная моя! Мы очень рады. Понимаешь... Как бы тебе сказать... — Ася с трудом подыскивала слова. — Один слушает жизнь и слышит в ней только, ну, например, тарахтенье телеги, а другой — слышит песню... Вот не умею я выразить, что чувствую... Но ты поймешь меня!

— Конечно, конечно! — Ия впервые широко улыбнулась, и удивленные сестры увидели, что лицо ее совсем еще молоденькое и даже, пожалуй, милое.

— Ах ты... путаница разнесчастная! — закричала Славка, вскочила, обняла Коноплеву и так стиснула, что та ойкнула. Все трое засмеялись.

Рассиялся март. Лучистые снега-светозары затопили поляны в тайге потоком снежного света. И с каждым днем половодье света все усиливалось.

В апреле потеплело. Иногда мимо окон уже проносились большие сверкающие капли. А однажды подул такой теплый ветер, что Ася выбежала раздетой на крыльцо и протянула ему навстречу руки. Ветер свистел в намокших ветвях, как в снастях корабля. Он несся через тайгу. Чистые реки лесного воздуха обрушивались на Чапо. Ветер пах соснами, мокрым снежком, шишками и озерами. А может быть, это лишь чудилось Асе?

Она, улыбаясь сама себе, вернулась в комнату и села переводить английскую сказку о трех поросятах. Теперь она занималась, не приглашая Славку. Та давно уже заметила это, но только сегодня взбунтовалась. Она встала перед Асей, подбоченилась.

— Ну, а дальше что? — спросила Славка, щуря глаза.

— А дальше я ухожу с геологами, — невозмутимо ответила Ася.

— Ты уходишь! А я остаюсь? — ехидно спросила Славка.

— Давай договоримся окончательно, — спокойно начала Ася, откладывая словарь.

— Вот именно! Этого я и хочу!

— А впрочем, чего тут, собственно, договариваться? — сказала Ася. — От счастья не бегут. Приплыла в гавань — бросай якорь. Каждому свое. А мне еще рано вытаскивать из рюкзака кружку и ложку.

— Ох, как бы я влепила тебе сейчас хорошую оплеуху! — от всей души проговорила Славка.

— Я не хочу тащить тебя за собой. Я не хочу, чтобы ты потом упрекала меня, — твердо возразила Ася.

Славка вдруг задумалась, прислушалась к своей душе и удивленно поняла: не хочется ей уезжать, откатилось в неизмеримую даль синее море и не зовет уже.

Любит она, и любит впервые.

Но любит она и сестру. Столько с ней прожито душа в душу, столько с ней мечтали, добивались, ведь даже и родились-то они вместе. И вот все запуталось. Будешь с Толей — потеряешь Асю, будешь с ней — потеряешь его.

— А как же быть? — растерянно спросила Славка.

Ася молчала, облокотилась на стол, закрыв ладонями лицо.

— Мне жаль разрушать то, что у тебя есть, — наконец сказала она. — Это все так хорошо. И, главное, это у тебя первый раз. Ты это будешь помнить всю жизнь. — Ася говорила как старшая, заботливо, душевно. И Славка была благодарна ей за это. Она подсела к Асе, обняла ее, прижалась щекой к ее плечу.

— И в то же время я задам тебе вопрос. — Ася перебирала пышные, теплые волосы сестры. — А что будет дальше?

Славка молчала, не зная, что ответить.

— Ну, год еще будете встречаться, ходить на лыжах, выступать на концертах, целоваться. А дальше что? Правда, когда любят, так, наверное, не рассуждают, а все делают очертя голову.

Теперь они обе облокотились на стол и скатывали из хлеба шарики.

— Но я не люблю и поэтому, как сухарь, спрашиваю: что дальше? Выходить замуж?

Славка покраснела, расплющила шарик в лепешку.

— Тебе девятнадцать, и у тебя никакой профессии. Какое место ты занимаешь в жизни? Зачем ты? С девятнадцати нянчить детей, варить щи, стирать белье и наблюдать за кипучей работой мужа? Я бы на это не пошла.