Сергей Снегов - Иди до конца
- Название:Иди до конца
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Советский писатель
- Год:1963
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Сергей Снегов - Иди до конца краткое содержание
Повесть о жизни и работе советских учёных.
Иди до конца - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Я спрашиваю, кто вам насплетничал?
— Уж и насплетничал? А я так думаю: правда!.. Набезобразничал, да еще как! Живешь среди людей, а держишься не по-людски!
— Нет, скажите: Щетинин?
— Кто же еще? Дылда та высоченная все отмалчивается. За вечерок ежели пять слов промычит — много!
— Ничего я вам не скажу! Нечего мне говорить. А недовольны, поспрошайте еще своего Щетинила, он все разъяснит, что было и чего не было.
Спиридонов укоризненно покачал головой:
— Гонор не по делам, Аркаша!.. Ладно, зайдем с другого бока… С отцом, покойником Николаем Семенычем, поделился бы, что произошло?
Черданцев старался не глядеть на Спиридонова.
— Отцу сказал бы…
— Значит, и мне скажешь, Аркаша. Не тяни, говорю, нелегко было слушать о тебе такое! Мы же тобой тут все гордились! И вдруг!..
Черданцев запинался. Спиридонов задавал вопросы, настойчиво вытягивал ответы. Потом, хмурый и взволнованный, он заходил по комнате. Черданцев редко видел его таким расстроенным.
— Поймите, Степан Степаныч! — горячо сказал Черданцев. — Он был в моих глазах не Терентьевым, плевать мне на какого-то Терентьева — нет, самой наукой!
Спиридонов все больше хмурился. — Слушай, Аркаша, — сказал он, останавливаясь, — ты никогда не задумывался, почему ни твой любимец Пономаренко мне, ни я ему никогда не подкладываем пакости?
— Еще бы вы подкладывали!
— Во-во, еще бы! А почему? Одно дело работаем, винтики одного механизма; навреди в чем я ему или он мне — большое производство развалится. А между прочим, думаешь, я так и мыслю себе, что он винтик там или рычажок? Да ни в какую! Всегда помню, каков он человек, и сообразуюсь с этим. И он меня помнит, каждый пустячок во мне учитывает, такой уж он, этот твой Пономаренко!
— Ну и что же?
— А вот то! В науке вашей каждый работает свое. Уж где-где, а там нельзя забывать, кто чем дышит.
— Да поймите, Степан Степаныч, это же форма, что корпят над своим. А существо — одна наука, нет особой для каждого ученого!..
— Эх, Аркашка, Аркашка, путаницы у тебя в голове — не приводи бог… Одна, одна!.. И матери с отцами одно дело делают — поддерживают человеческий род, так ведь, по существу? А ребенок все же свой, не форма это, правда?
Черданцев вспыхнул:
— Что это вы все один и тот же аргумент суете: мать, ребенок!
— Не знаю, кто еще, а, видимо, аргумент сильный, если я не один… Теперь окажи: и сейчас считаешь себя правым?
Черданцев опустил голову и ничего не ответил. Спиридонов положил ему руку на плечо.
— А дальше как надумал? Собираешься возвращаться в институт?
Черданцев пожал плечами.
— А что остается? Я у них в штате.
— Штат не душа. По душе ты не институтский, а заводской. Здесь твое место.
— Место, место! — невесело сказал Черданцев. — Здесь без науки тоже многого не наработаешь.
— Почему без науки? С наукой! Кому-кому, а тебе без науки на производстве просто грех. Но только раньше ты хотел эту науку сам всю произвести, своими руками — не по плечу вышло, больно уж тяжкая задачка! Вон доктора понаехали, вместе вы чего и добьетесь. Так и надо: ты здесь, они там, а работа совместная, каждый — свою часть. Вроде как мы с Пономаренко.
Спиридонов понизил голос, наклонился к Черданцеву:
— И местечко есть свободное — заведующий технического отдела, теперешнего нашего зава переводят на Урал. Поработаешь года три, а там и до главного инженера доберешься.
— Ладно, — сказал Черданцев. — Вы уж расписали мою жизненную дорогу! До министра не доберусь?
— Это как сумеешь. Ты сразу не отвечай, подумай. Разочти со всех сторон. А сейчас иди; столько времени я с тобой потерял, страх!
Черданцев вышел из цеха. На шоссе ему повстречался Терентьев, возвращавшийся в поселок.
— Расчеты мы закончили, — сказал Черданцев. — Михаил Денисович унес их с собою.
— Что получилось?
— Признаться, я поражен… Выходит, при каждом отклонении от режима мы теряли реактивы и металлы, а потерь можно было избежать. И вовсе эти отклонения не страшны, как мне казалось.
Они шли по улице. Черданцев замолчал. Он был задумчив и хмур.
— Вы что ж не радуетесь, Аркадий? Ведь ваша мечта об усовершенствовании заводской технологии приближается к осуществлению.
Черданцев враждебно взглянул на Терентьева.
— Мне странны ваши вопросы, Борис Семеныч. До сих пор вас мало интересовало, о чем я мечтаю, если мои мечты не касались знакомых вам людей, конечно.
— Понимаю, о чем вы говорите.
— А я и не скрываю, что о Ларисе… Может, вы хотите о ней потолковать? Боюсь, тут мы никогда не поймем друг друга. В любви, насколько я знаю, бывает соперничество, а не сотрудничество, это штука сугубо-индивидуальная. Любят для себя, а не для другого… Сейчас ваша взяла, я это вижу отчетливо…
— По-моему, у нас разное понимание любви. Иногда думают и не об одном себе, а о том, кого любят, — чтоб ему было хорошо и что в этом твое счастье.
— Вот как! — Черданцев с ледяным бешенством посмотрел на Терентьева. — Если бы я хоть минуту верил в ваши красивые фразы, я бы сказал вам: «Вы удивительный человек, Борис Семеныч, вы такой, что себя не пощадите, чтоб ей было хорошо. И вы понимаете, что если я что сделал и не так, то все же я не карьерист и люблю Ларису. Так напишите ей об этом, чтоб и она знала, она верит каждому вашему слову, себе верит меньше, чем вам». Вот как бы я разговаривал с вами, если бы не имел доказательств, что вы, как и все, думаете прежде всего о себе…
Он ненавидел Терентьева до того, что лицо его, всегда благоустроенное, как иногда бывают благоустроенны комнаты и одежда, исказила ярость: усики приподнялись вверх, широкие брови сжались, глаза впились иглами. «В бешенстве он не дерется, а кусается, — подумал Терентьев. — Если еще немного озлобить его, он прыгнет мне на плечи, как злой кот». Ему припомнился Амонасро, тот, вероятно, такой же неистовый в гневе. Терентьеву вдруг захотелось, чтобы Черданцев бросился на него. Боже, как бы летел тогда — ногами в воздухе — этот дерзкий, себялюбивый человек! У Терентьева сжались кулаки, он задышал тяжело и неровно.
— Писать Ларисе о вашей любви я, конечно, не буду!
Черданцев, опоминаясь от вспышки, отвернулся.
— Так что обойдемся без выспренних фраз, — сказал он презрительно. — Я верю в поступки, а не в пожелания… А поклонение вам лично я уже давно пережил.
Терентьев повернулся и ушел, не прощаясь. Он прошел дом Спиридонова, где его поджидал с ужином Щетинин, вышел на площадь и присел на скамеечку. Справа помещалась почта, слева — школа, посередине — поселковый Совет. Сзади поднималось массивное здание заводоуправления. Терентьев откинул голову, прикрыл глаза, волнение стихало в нем, можно было снова рассуждать, не трясясь от негодования. Ничего, в сущности, не случилось: тебя попросили отказаться от Ларисы, ты послал соперника к черту — старинное, веками испытанное объяснение, оно кончилось точно так же, как и всегда заканчивались подобные объяснения. Любовь не кусок хлеба, ее не разделить между двумя. Любовь неделима, говорю тебе, ничего не изменилось!
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: