Юрий Смолич - Избранное в 2 томах. Том 2. Театр неизвестного актера. Они не прошли

Справа от входа, напротив портрета Гитлера, на крюке, вбитом в стену для картины, распрямившись и страшно, противоестественно вытянувшись, висело на тонком шнуре женское тело. Голова свесилась набок, руки закручены за спину и, очевидно, связаны, ноги ровные, ступни вытянуты так, точно пальцы тянулись, чтобы достать до пола, но так и не дотянулись на несколько вершков.

Это была Мария.

Что-то умерло в Ольге, что-то перестало существовать — это было непостижимое и неизъяснимо-короткое переживание. После этого в ней родилось нечто новое, нечто такое, что ничего общего не имело со всем предыдущим, — и в этом новом, оцепенелом, каменном бытии возобладала над всем болезненно-острая наблюдательность. Ольга начала все видеть.

Ольга увидела.

На краю стола лежат бумаги, которые получил внизу и принес с собой конвойный. Посредине стола тоже лежит лист бумаги, на нем написано семь строк, дальше стоят одни цифры. За столом сидит гестаповец. Даже когда он сидит, видно, какой он высокий: носки сапог выглядывают между тумбами из-под стола. Он худ, белобрыс, у него водянистые голубые глаза, тонкий нос, нависший над верхней губой, короткий, срезанный подбородок. Собственно, подбородка как будто вовсе нет.

Гестаповец глазом не повел, когда Ольга переступила порог, а конвойные, оставшись в коридоре, притворили за нею дверь. Гитлеровец смотрел на женщину, которая сидела в кресле перед столом.

Это была Нина.

Ольга хорошо видела Нину. Нина была в своем манто из кошачьих хвостов с кожаным цветком лотоса на левой стороне у выреза. В руках она держала сумочку, нервно теребя пальцами застежку. Нина совсем позеленела, лицо у нее было мокрое от слез, глаза она устремила на Ольгу, и во взгляде ее застыл крик страха, безумия, гибели.

— Повторяю вопрос, — сказал гестаповец. Голос у него был сухой, скрипучий, речь короткая, отрывистая.

— Я не знаю! — с рыданием крикнула Нина. — Я ничего не знаю! Клянусь всем святым! Она ничего мне не говорила!

Гестаповец опустил глаза, взял перо и сделал краткую запись. Потом он аккуратно положил перо на место, медленно поднялся, обогнул стол, подошел к Нине и какое-то мгновение смотрел ей в лицо. Затем он медленно поднял руку и ударил Нину по щеке.

Нина дико вскрикнула и схватилась за щеку.

— Руки на стол! — приказал гестаповец.

Нина торопливо положила руки на стол. Она вся съежилась, щека на месте удара не покраснела. Удар был сильный, но щека не покраснела.

Гестаповец вернулся на свое место и сел. Он отодвинул лист бумаги с семью записанными строчками и придвинул бумаги, которые принес с Ольгой конвойный. Он развернул их и разложил перед собой.

— Басаман?

Ольга молчала.

Гестаповец, не взглянув на нее, записал. Ольга поняла по движению пера, что он написал «Басаман».

— Ольга?

Ольга молчала.

Гестаповец написал «Ольга».

Ему было безразлично, отвечает Ольга или нет.

Затем он сказал:

— Предупреждаю: вы не имеете права говорить «нет», на вопросы вы должны отвечать кратко. Если надо сказать «да», вы можете не затрудняться ответом: молчание означает «да». Если, например, я, — он наконец взглянул на Ольгу, голубые глаза его были совершенно водянистые, пустые, — спрошу, организовывали ли вы заговор с целью покушения на жизнь фюрера, — гестаповец взмахнул длинной рукой и показал на портрет, висевший на стене за его спиной, — и вы будете молчать, то это значит, что вы уже сказали «да». Справка: за покушение на жизнь фюрера — смерть на месте. Вопрос: вы меня поняли?

Ольга молчала. Нина смотрела на Ольгу, нижняя челюсть у нее отвисла, как сломанная, как неживая.

— Повторяю, — проскрипел гестаповец, — вы не имеете права говорить «нет», отвечать должны кратко, молчание означает «да». Вопрос: вы меня поняли?

Ольга молчала.

Гитлеровец сказал:

— Констатирую: вы меня поняли верно. На мой вопрос: поняли ли вы меня, вы ответили «да».

Он взял перо и написал на карточке с фамилией и именем Ольги: «да». Ольга заметила: на карточке все графы были перенумерованы. «Да» немец записал в графе номер один. Очевидно, это были перенумерованы вопросы, которые задавались при допросе: не было смысла заполнять каждую графу, достаточно было перенумеровать стандартные вопросы.

Гестаповец отложил перо, откинулся на спинку стула и задумался. Его водянистые глаза блуждали, точно весь он был полон мечтами, взгляд его устремился в окно, задержался на облачках и некоторое время следил за их быстрым бегом, окинул небосвод, снова скользнул по комнате и остановился на животе Марии.

Можете сесть.

Ольга не шевельнулась.

Гестаповец сказал:

— Справка: все, что я говорю не в форме вопроса, является приказом. За невыполнение приказа — смерть.

Ольга не шевельнулась. Итак, опять представился случай внезапно умереть! Но острый взгляд Ольги отметил: на столе перед следователем нет ни пистолета, ни ножа, ни веревки, ни даже резиновой палки — никаких орудий смерти. Только двое конвойных за дверью в коридоре.

Ольга шагнула и села в кресло.

Гестаповец опять посмотрел на облачка за окном и сказал:

— Но смерть следует за пытками. Пытки для женского пола: для девушек изнасилование и прокол иголками сосков; для замужних — изнасилование на их глазах малолетних дочерей или кастрация малолетних сыновей. Вопрос: вы поняли?

Ольга молчала. Гестаповец в графе под вторым номером записал «да».

Потом он сказал:

— Процесс допроса включает также пытки. Каждый, независимо от того, подвергается он или не подвергается пыткам во время допроса, удостоверяет в письменной форме, что пыткам не подвергался. Удостоверила это в письменной форме и Басаман Ольга.

Ольга подняла глаза. Гестаповец взял другую бумажку из тех, которые принес конвойный, и показал ее Ольге. Внизу стояла подпись.

Это была собственноручная подпись Ольги. Та самая, которую она только что дала — там, внизу, в одной из граф книги. Такая же подпись стояла уже на листке, который во время допроса заполнял следователь.

Гитлеровец сказал:

— Справка: чтобы не затруднять допрашиваемых, всякий, кто входит сюда, подписывается только один раз, передавая таким образом свое факсимиле.

Он взял резиновый штамп и поставил его на листке повыше подписи Ольги. Затем он протянул листок Ольге, чтобы она прочитала. Сам он встал и прошелся по комнате. Он ходил, заложив руки под фалды мундира, подавшись всем туловищем вперед. У него был неимоверно широкий шаг.

Ольга прочла бумагу. На двух языках — немецком и украинском — там значилось, что нижеподписавшийся удостоверяет, что во время допроса в гестапо его не подвергали пыткам и не принуждали и что все показания он дал по доброй воле.