Василий Росляков - Мы вышли рано, до зари

— Спасибо!

— Вас понял, примите мои поздравления.

— Спасибо.

Щелкнуло в трубке, зашипело, разговор окончен.

Теперь? Домой! Куда домой? К Сереже или к Зое? К Зое за паспортом, надо в ее документе сделать отметку. Но тут пришлось повозиться с этой теткой. Оказалось, Зоя для замужества не подходит по возрасту. Сережа стал нажимать, пока, дескать, он отслужит, Зоя подрастет.

— Я быстро подрасту, — пообещала Зоя.

Уломали. Пошла тетка на прямое нарушение.

Поехали к Сережиным родителям. Отец уже сидел дома, умытый, приодевшийся. Сережа взял отцовский мотоцикл с люлькой и отправился за родителями Зои.

Наконец две матери и два отца сидят за одним столом со своими детьми. Сперва немного чинились: Татьяна Васильевна, Михаил Семенович, Петр Петрович, Катерина Максимовна… Но потом надоело, посмеялись дружно и стали называть друг друга по имени. Сережины родители не такие упитанные, как Зоины, и Зое от этого было немножечко стыдно. Сережины казались даже помоложе ее родителей. Сережа, однако, был доволен, что у него такие мягкие и вальяжные новые родные. Зоя называла Сережиных родителей по имени-отчеству, Сережа Зоиных родителей так же. Называть чужих людей папой и мамой они считали лицемерием.

Стол был накрыт, и потекла тихая беседа, полная уважения друг к другу, даже несколько подчеркнутого уважения. Но это ничего. Это шло от души. Стол был хорош. Нарезанный ломтиками окорок, помидоры с малосольными огурчиками, куриная лапша, куры отварные, пирожки с картошкой и яичками, с капустой, яблоками и поздней вишней. Все стояло на столе.

— Ну что, мужики? Может, белой принести, есть запасец, — Катерина намекнула.

— Раз уж по-новому, по-хорошему, — не надо. Зачем туманить голову в такой день. Принимается?

— Спасибо, папа! — не удержался Сережа, а Зоя в знак согласия прислонилась к Сереже.

— Мы очень рады, — сказал Петр Ларин, Зойкин отец, — очень рады, что дочка наша выбрала себе такого парня. Он же в Афганистан едет. Каждый решится на это добровольно? Сомневаюсь. И дюже сомневаюсь. Он и нас просветил в этом вопросе. Что говорить? Молодец.

Родители просто цвели от таких слов. Отец Сережин не выдержал, его потянуло тоже сказать о сыне хорошие слова.

— Сережа наш сызмальства вроде и незаметно, а был нашим — уж и не знаю, как назвать, — комиссаром, что ль. Нам, взрослым, все разобъяснял, растолковывал, воспитывал, ага, воспитывал отца с матерью. Не бывает такого? А вот бывает. Мы только пример подавали, работали, всю жизнь хорошо работали.

Разговаривали, но и обедали хорошо. Не спешили, но и не сидели без дела. Поели, Катерина убрала ложки-тарелки, поставила чай. На столе только варенье с конфетами и пирожки. Посередине стола — самовар.

Сказали похвальные слова о Зое, чтоб не обидно было ее родителям, а потом перешли к деловым разговорам.

— Мы думаем, — сказала Катерина, — отец тоже так считает, что Зоенька у нас поживет. Не понравится, может домой вернуться, но сейчас надо бы у нас пожить. Как думаете, Таня? Петр? Что скажете?

— Не за горами ж за морями будет, — согласился Зоин отец. — Нехай поживет. Как сама она считает?

— Я у Сережи поживу, а вернется, будем думать, свое строить.

— Пока Сережа послужит, — отозвался Михаил Семенович, — мы тут все продумаем, подготовим, чтоб им помочь свой дом построить. А сейчас Зоя в Сережиной комнате будет жить.

Все согласились. Беседа шла мирно, ладом. Пили чай. И вот дверь отворяется. На пороге — Зина.

— Ты чего, доча? — удивилась Татьяна.

— Да, бросили меня одну и думаете — хорошо. Я тоже отпросилась.

— Доченька, — кинулась Татьяна к Зине, — не серчай, проходи, садись вот рядом со мной.

Не успели поблагодарить Зину, опять отворилась дверь, и на пороге стали трое. Впереди директор Михал Михалыч, за ним парторг Сирота и Анатолий Васильевич, профсоюзный начальник.

— Позвонил военком, — сказал директор, — и просил проводить как следует нашего героя. Так что принимайте нас, деться вам некуда.

Все засуетились, и, когда уселись за семейным столом, в тесноте, да не в обиде, тут уже встал из-за стола парторг.

— Собственно, мы шли на одно мероприятие, а попали совсем на другое, как я понимаю. Но и об этом мы догадывались. Слух прошел по нашей цыгановской земле. Значит, такое дело. Сергей без подсказок выбрал решение, на какое не каждый способен из молодых людей, и мы гордимся, что и у нас есть такой парень. Естественно, он не нуждается в наших наставлениях и напутствиях, он политически зрелый человек. Нам остается только пожелать тебе, Сергей, счастливого пути и счастливой службы, боевых успехов. Просим передать афганским ребятам наш пламенный, революционный привет. Но, пожалуйста, не думайте, что мы пришли с одними словами. Анатолий Васильевич! Передайте наш подарок от руководства совхоза на обзаведение молодой семьи.

Профорг вынул из своего начальнического портфеля пакет, перевязанный лентой, и протянул его Зое. Сережа в ту минуту залился краской, все-таки не обошлось без подношений, но ничего не поделаешь, начальство.

— И это не все, — продолжал парторг Сирота. — Мы, руководители совхоза, в полном составе, то есть втроем, приняли такое решение. Я сейчас зачитаю его. — И он вынул из внутреннего кармана пиджака свернутую бумажку, развернул ее, разгладил на ладони и прочитал, чуть повысив голос. Он прочитал решение о том, что по окончании службы Сергею Харченко и его молодой супруге Зое Лариной, комбайнеру и доярке совхоза, выделяется квартира в новом доме, с необходимой мебелью. — Все. Бумага за тремя подписями. Имеет силу закона. Поздравляю молодых. Желаю Сергею ратных успехов на поле брани с международным империализмом.

Парторг и гости дружно аплодировали. У Татьяны и Катерины выступили слезы на глазах. Тут была и радость, и материнский страх беды. Им хотелось забыть о своей тревоге, но мать есть мать, да и слезы у них всегда наготове.

Чтобы с первого дня соблюсти равноправие, после чая все собрались поехать к Лариным, к Зоиным родителям. Сережа, естественно, посадил на свой мотоцикл жену свою Зою. Отец Сережин в свой мотоцикл с коляской посадил Зоиных родителей, хозяев дома, куда все сейчас отправлялись.

Еще издали Сергей увидел перед воротами «жигуленка». Во дворе Зойкин дядя Паша и бабушка с тетей Валей. Пашка сидел перед псом, чесал его за ухом, женщины за столиком перед летней кухней.

— Ага! Значит, скрылись от родни, свадьбу зажилили и думают — хорошо, — говорил Пашка на ходу, оставив собаку и направляясь к молодой чете. — Вот, Валь, твоя артистка, вот отчубучила, слухов сколько по Непочетке. Новое чтой-то затеяли, ребята, без свадьбы, хоть бы своей какой-нибудь, комсомольской. Нет, ничего нам не надо, ага. Молодцы.