Альберт Мифтахутдинов - Совершенно секретное дело о ките

— Афанасьич, за весь сезон мы встретили две их оставленные стоянки. Ты что-нибудь брал из их вещей? Шарил в брезенте, под шкурами?

— Упаси бог!

— Ну вот и за них не беспокойся. Никто ничего не тронет.

— Дак я это просто так, мало ли чего…

— Вот и ничего… Совсем костер погас. Поставь-ка чайку лучше.

Больше половины дня ушло у них на работу. Аникей подумал, что можно, конечно, загрузить двух лошадей и, ведя их зигзагами, поднять груз по крутизне наверх, но не хотелось мучить животных перед трудным переходом по болотам. Зато сами они вымотались до предела.

Уставшие, вспотевшие, как загнанные кони, сидели у палатки.

— Вот и солнце покатилось за горизонт, — сказал Аникей.

— День пропал…

— Пропал, да не совсем… Километров десять — пятнадцать до ночи пройти еще успеем. Давай, Афанасьич, второго зайца. Один чёрт, ужинать не придется.

…И потом, когда они покончили с этим то ли обедом, то ли ужином, Марков сказал:

— Идти сегодня нет никакого смысла.

Огромная заболоченная равнина до самых сопок у горизонта была покрыта чахлыми тонкими лиственницами. Болото держалось на вечной мерзлоте, было неглубоким, люди и лошади проваливались по колено.

Болотные сапоги подняты доверху, но все равно люди вымокли с головы до ног, будто находились под проливным дождем.

Несколько раз валился Орлик. С него снимали вьюки, поднимали, снова нагружали, и он медленно шел, понурив голову.

Падала Тайга. Ее разгружали, уже не заботясь, что вьюки в воде, и все повторялось, как с Орликом.

Падал Серый. Только молодая кобыла Чайка держалась, шла осторожно, но почему-то и ее поклажа была мокрой, а значит, и тяжелой.

Даже если б захотели, здесь негде было сделать привала, и Аникей Марков был рад, что вчера принял решение не выходить. Неизвестно, чем бы обернулись эти десять километров, которые он хотел пройти до ужина и которым сейчас, конца-краю не видно.

Заморосил мелкий дождь. «Одно к одному», — подумал Марков.

— Давай хоть постоим, — сказал Афанасьич: сесть было негде.

Геолог надрубил дерево потолще, сломал его, потом второе; они присели и закурили. Марков вытащил планшет, достал карту.

— Идти еще долго, — вздохнул он. — Достань сухарей, Афанасьич. Перекусим.

Каюр принес сухари и кружку.

— Не пей воды, Афанасьич, будет хуже. Потерпи.

— Я немного…

— Лучше не пей… Начнешь — не остановишься.

— Чайку бы…

— Можно, конечно, и здесь соорудить, да долго возиться. Давай лучше тронемся. Не пей.

Дед все-таки отпил немного, сполоснул горло, выплюнул воду.

Аникей размышлял над картой.

— Вот тут можно спрямить путь, — сказал он.

— Дорога станет короче, но зато длинней, — заметил дед, хотя и не смотрел на карту.

Марков рассмеялся.

— Откуда знаешь? Это точно — станет длинней. Надо выбираться из этого чертова болота, а то уже скоро ночь.

И опять падали лошади, только Чайка держалась молодцом и весь день нудно и уныло, как этот моросящий дождь, перезванивались колокольчики.

…До сопок оставалось километра два, когда услышали шум реки.

— Вот… скоро берег, — тяжело дышал Аникей, — скоро берег… скоро берег…

Уже взошла луна. Дождь давно прошел. Было холодно, но от людей и животных валил пар.

— Идем правильно… — шептал Аникей. — Главное, выйти к реке.

Твердый берег они почувствовали сразу, пошли быстрей и лошади и люди. И вот уже длинный луч луны перерезал реку.

Когда вышли на широкую галечную косу, Марков в изнеможении опустился на землю. Подошел Афанасьич, споткнулся и свалился рядом. Они тяжело дышали. Ночь была чистой, ясной, очень светлой при луне и тяжелых холодных звездах.

Марков посмотрел на Афанасьича, и вдруг неудержимый приступ хохота овладел им. Афанасьич улыбнулся в вдруг тоже начал в голос хохотать.

— Ну… Афанасьич… ха-ха-ха! Ха!.. Как ты… ха-ха-ха! сказал… ха-ха-ха-ха!.. Путь стал короче… но зато длинней… ха-ха-ха-ха!

— Ха-ха-ха-ха! — не мог остановиться старик.

— Целый… день… шли… ха-ха-ха-ха! Целый день, целый день… ох-ха-ха!!!

Дед вытирал слезу руками.

— Ну даешь, Афанасьич!.. ха-ха-ха!.. зато — длинней… охх!

Громовое эхо хохота неслось по долине.

«Боже, чего это мы? — опомнился вдруг Марков, когда истерика прошла. — Что лошади-то о нас подумают?»

Стало тихо. Послышался шум реки и ветерок в вершинах чозений. И непривычно оттого, что молчали колокольчики на шеях лошадей. Лошади спали, стоя под вьюками.

Люди поднялись и молча пошли разгружать лошадей. Потом натаскали бревен и соорудили громадный костер, будто хотели осветить им всю долину.

Накануне все вещи были подмочены, и половину ночи сушили одежду, палатку, спальные мешки. Проснулись поздно.

— Отдай лошадям весь овес, — сказал Марков, — чего уж там… И каждой — хлеба с солью. Остался хлеб?

— Есть еще две буханки.

— Вот и хорошо. Сделай им по приличному бутерброду. У нас ведь сухари и галеты должны быть?

— Есть.

— Скоро будем в селе. Там хлеба вдоволь.

На завтрак Марков открыл не две, как обычно, а три банки мясных консервов, банку сгущенного молока из НЗ, сварил больше, чем обычно, рису.

— Давай пировать, Афанасьич!

— Гулять так гулять, — засмеялся дед.

— Погуляем в Ольховке, — успокоил его Аникей. — Теперь уже недалеко.

Они быстро закончили трапезу и стали собираться.

— Подмораживает, — сказал каюр, — смотри — ледок. Скоро зима.

— Не страшно. Дорога у нас до Ольховки хорошая. Видишь, поднимемся сейчас на это плато и вдоль гряды прямехонько по твердой дороге. Лишь бы только они ноги не сбили о камни…

— Дак подкованы…

— Будем идти до самой ночи, ночевать будем в селе. Это я тебе обещаю. Вот только березняк миновать, заросли бы только не встретились.

— В березняке кустов не бывает, — сказал Афанасьич. — Березка любит чистые поляны.

— Ну тогда совсем хорошо. А то ведь продираться, помнишь, как через чозению — будто в джунглях.

— В стланике еще хуже…

— Стланик будем обходить, он на склонах, а мы по-над терраской. Тут на карте даже тропа есть.

— Знать, жилье недалеко.

— В одном дне пешего хода.

Поздно вечером с вершины холма увидели огоньки деревни, спустились в долину и, петляя вдоль реки, под мерный звон колокольцев вошли не спеша в Ольховку.

Их удивило, что не выскочили навстречу собаки, не облаяли гостей, — тихо было в поселении, только стучал движок электростанции.

Свет горел на трех столбах — в разных концах Ольховки. Даже ночью было видно, что деревня невелика, что люди здесь скорее отдыхают, а не работают, рабочее их место где-то дальше, во всяком случае не здесь.

— У тебя, ты говорил, тут знакомые? — спросил Марков. — Давай искать.