Альберт Мифтахутдинов - Совершенно секретное дело о ките

От неумеренности в пище трудовой энтузиазм Богатыря не возрастал, зато живот распухал на глазах.

— Чрево! — смеялся в поле Аникей, нежно поглаживая коня.

— И вот сейчас предмет общих шуток худел на глазах, торчали ребра и выпирал позвоночник, только живот не уменьшался по-прежнему.

Аникей что-то шептал Богатырю, трепал по холке, но такая невыразимая печаль была в глазах коня, что геологу хотелось взвалить его тюки на себя.

— Надо проследить, чем он ходит…

— Жидким, — ответил дед.

— Может, отравился?

— Чем?

— Действительно, чем? Хотя при его всеядности… Вот у пастухов, — вспомнил Аникей, — однажды отравилась большая отколовшаяся от стада группа оленей. Специалисты нашли, что это свинцовое отравление. Олени наткнулись на какую-то траву на берегу океана. Выяснилось — обыкновенная пущица, от которой никогда олени не травятся… Так и остался тот случай загадкой.

Дважды в течение дня. Богатырь падал. Снимали вьюки, давали коню отлежаться, подсовывали овес, уговаривали, но он не ел.

После дневной чаевки решено было разгрузить Богатыря — пусть до вечера идет пустым. С рассортировкой поклажи возились долго. Наконец тронулись. Лошади, как прежде, шли тяжело, и Богатырь плелся сзади.

«Эх ты, сивка-бурка, вещая каурка, — думал Аникей, — где ж тебя сглазили?»

Перед заходом солнца, не дотянув часа до намеченной стоянки, лег Богатырь в третий раз, уже без поклажи.

— Все, сказал Марков, — дальше не пойдем. Тут станем.

Место было неудобное, сырое, и до реки далеко.

— Пусть он тут лежит, — сказал Афанасьич. — Поставим палатку на взгорке, там суше. А воду в болоте возьмем.

Коней развьючили рядом с Богатырем, дед их тут же спутал, отправил пастись, а потом люди, взвалив на себя спальные мешки, рюкзаки, оружие, пошли устраиваться на маленькую сопочку.

— К утру оклемается? — спросил Аникей.

— Должон.

— Завтра самый трудный участок. Сплошь по болоту.

Афанасьич принялся за костер. Аникей достал из планшетки карту, долго изучал ее при свете костра.

— Да, кругом болота и кочкарник. Почти весь день. Зато потом день хорошего пути… примерно день… ночевка… — бормотал Аникей. — Слышь! Афанасьич! Нам бы еще два дня хорошего ходу, а там и село недалеко!

— Устал, чай!

— А ты?

— Знамо дело… Кони и те устали.

— Лихачи наши… ахалтекинцы… дармоеды проклятые! — ругался Аникей.

— Ты чего серчаешь? — удивился Афанасьич;

— Я просто так, — спохватился Марков. — А ты зайца не трожь! Подожди меня, его на весу надо разделывать. Понял? На весу!

Он встал и пошел помогать деду.

Потом, пока готовился ужин, Марков сбегал к Богатырю, насыпал у морды овса. Но конь лежал и не пытался вставать.

— Смотри-ка, бочка, — постучал в темноте дед.

— Мало, что ли, их в тундре разбросано?

Марков подошел, посветил фонариком. Бочка была с днищем, вскрытым, как у консервной банки.

— Лабаз был, чтоб медведь не раскурочил. Наш брат работал. Смотри — в крышке дырки, затягивали проволокой. Погляди, не осталось ли чего, — засмеялся Аникей.

— Как же, оставят, — ответил дед, но на всякий случай полез рукой, пошарил, Марков ему посветил.

— Давно работали, совсем бочка ржавая…

— Болеет? — спросил дед.

— Лежит.

Было морозно, но лезть в палатку, отходить от костра не хотелось.

— Вот приедем в село, — размечтался Афанасьич, — дружок там у меня есть. Петро, механик на электростанции. Баба у него, Магда — во! — И он развел руки. — Кулачищи — что твой рюкзак! Берет двух мужиков, сталкивает лбами и отпускает, — засмеялся дед. — Продавщицей работает. Вот уж попьем!

— Так навигация только закончилась. Когда к ним завезут? Нет, пожалуй, ничего.

— У Магды всегда есть. Какой это продавец, если у ней выпить не найдется!

— Сначала дойти надо.

Утром выпал туман. Марков проснулся очень рано — с мыслью о Богатыре. Он не торопился. Осторожно, чтобы не разбудить каюра, вылез из палатки, не спеша обулся, натянул куртку и пошел вниз, туда, где в тумане звенели колокольчиками невидимые лошади.

Вернулся он быстро, Афанасьич уже одевался.

— Ну что?

— Мертв.

Аникей пошел собирать сушняк для костра. Позавтракали остатками зайца и чаем.

Странно, но смерть Богатыря не потрясла Аникея. Не потому, что из памяти не выходил трагический случай с Матросом. Аникей был готов к неотвратимости происшедшего. Почему, он не знал. Или верил в парность случаев, или поверил в полосу невезения, которая для него неожиданно наступила тут, в местах, которые он почитал своим домом. Вот это его больше всего угнетало, но была удивительно ясной голова, и он чувствовал себя удивительно спокойным, и его спокойствие передалось Афанасьичу.

Ничего не говорили о коне, ни словом о нем не обмолвились и за завтраком. Аникей думал. Он должен принять решение. С этими лошадьми и с таким грузом они далеко не уйдут — это было ясно обоим.

— Колокольчик сними, — напомнил вдруг Аникей.

Каюр встал и молча пошел к Богатырю.

Раннее солнце потихоньку разгоняло туман. Он плыл над болотами, хлопья его цеплялись за деревья, он таял, и день обещал быть хорошим.

Аникей молчал. Он смотрел на болото, на стоящих внизу лошадей, на появившуюся неожиданно черту горизонта, взломанную зубцами далеких гор.

— Афанасьич! Афанасьич! — вдруг закричал он.

— Чего ты? Здесь я.

— Бочка, — сказал Аникей.

— Что?

— Бочка, — повторил он.

Старик молчал. Ждал.

— Все наши образцы, все камни, сколько войдет, мы сложим в бочку, А место закоординируем. Вертолет всегда может тут подсесть. Только бочку надо поднять вот на эту сопку: нашу-то горку зимой снег засыплет.

— Ого куда тащить!

Аникей развернул карту, начал считать горизонтали:

— Великовата. Шестьсот метров… ничего… ничего не поделаешь. Затащим. Такое наше дело.

— Уж точно. Каждый зайчик ест свою капустку, — согласился дед.

— Сначала мы ее закатим на вершину, а потом будем рюкзаками таскать камни.

— Может, еще что там оставим?

— Давай думать… Две большие палатки уложим на дно…

— Резиновую лодку?

— Нет, лодка, нам пригодится. А вот если все образцы не войдут, можно оставить их рядом с бочкой в мешках. Бочка вообще как ориентир, никто там ничего не тронет.

— Хорошо-то! Вот коням облегчение, — обрадовался каюр.

— Топоры, кроме одного. Оба седла — вон они какие тяжеленные, ремни… нет, ремни пригодятся. Думай, что еще?..

— Да можно насобирать по мелочи, давай развязывать вьюки. Веревки пригодятся — капроновые, крепкие… их возьмем…

Они начали складывать в отдельную кучу все, что решили оставить на сопке.

— Никей! А ежели тут с оленями чукчи будут проходить?! Они же заберутся на сопку…