Всеволод Кочетов - Молодость с нами

Все посмеялись над этой историей.

— К сожалению, — сказал художник, — вы во многом правы. Расплодилось немало очень слабых, но крепко дипломированных ученых. Мне рассказывали об одном, видимо очень неглупом человеке, не имеющем, правда, высшего образования, который после войны написал для других четыре диссертации, за известную, конечно, мзду. Это стало его основной профессией.

— Позвольте! — сказал, смеясь, историк. — Кандидатов в кандидаты с подобными липовыми сочинениями мы иной раз режем беспощадно. У нас был такой. Он уже и банкетик заказал в ресторане «Арагви». Потратился. С защиты надо было прямо за стол ехать. Казалось бы, чего тут влезать в тонкости, воспреем для виду, да и к закускам! Нет, отклонили притязания юноши средних лет. Затраты на шашлыки да на грузинское номер три не оправдались. У него, помню, тема была такая: «Из истории крестьянских волнений 1905–1906 годов в Тамбовской губернии». Дело в том, что знающие люди это сочинение сличили с сочинением другого диссертанта на тему: «Из истории крестьянских волнений 1905–1906 годов в Орловской губернии» и третьего — на тему: «Из истории крестьянских волнений 1905–1906 годов в Саратовской губернии» и не нашли заметной разницы между ними, разве лишь названия губерний да названия помещичьих имений, сожженных крестьянами, были иные. Вот так. Говорю я вам это, юные мои деятели исторической науки, совсем не для того, чтобы вас запугать. А для того, чтобы вы поняли: работать надо, самим работать, долго работать, упорно, а перетасовка различных цитат, даже самая хитроумная, еще не сделает из вас ученых. Такой перетасовочный метод я называю рояльным. Он заключается в том, что стригут цитаты и затем раскладывают их на крышке рояля. Почему на крышке рояля? Потому что обычно это самая обширная плоскость в доме. Вот разлόжите и смόтрите, куда какую цитату поместить, в каком порядке. После этого остается только выдумать связки для цитат, а дальше отдаете в перепечатку, переплетаете в красный или зеленый дерматинчик… Получается у нас сейчас так, что присуждение ученой степени превратилось в некий экзамен. Его случайно может выдержать и плохой ученик. Нет, милые мои, надо, чтобы присуждением степени по логике событий венчалось свершение общепризнанного важного творческого акта в науке, в технике, в производстве. Вот так!

— Боюсь, как бы таким разговором мы не отбили у наших гостий охоту к науке, — сказал художник.

— Ничего, завтра мы им такое покажем, — сказал весело историк, — что потом их от науки клещами не оторвешь. Мы тут кое-что такое нашли, из чего может вырасти — и вырастет — новая, неведомая доселе наука.

Наутро после чаепития в номере у старого историка Варя, Оля и художник отправились со стариком к месту раскопок.

Варя уже в восемь часов позвонила в больницу, ей сказали, что отец ее чувствует себя вполне удовлетворительно, что в три часа дня она может приходить, ее пустят в палату, поэтому она шла вместе со всеми и чувствовала, как освобождается от страшной тревоги, которая мучила ее с того часа, когда пришла телеграмма, — с души сползала гнетущая тяжесть.

По дороге историк говорил:

— Много существовало всякой болтовни о том, что русский народ был еще непроходимо сер в то время, когда на Западе культура находилась в полном цветении. Здешние раскопки бесповоротно опровергают эти измышления. Здесь удивительные возможности для археологов. Известно, что дерево и деревянные изделия отлично сохраняются в земле в двух случаях: когда в почве очень сухо и когда очень сыро, то есть когда они в воде, без доступа воздуха. В новгородских почвах очень сыро, тут дерево совершенно не гниет. В Новгороде под землей лежат неразрушенными целые деревянные замощения древних улиц, остатки площадей, домов, хозяйственных сооружений, колодцев, дренажная система, так называемые водоотводы, трубы для которых изготавливались из половинок древесных стволов. Сначала в них выдалбливались желоба, затем они складывались. Ну, в общем, многое вы увидите сейчас сами.

Все вчетвером подошли к раскопу, который охватывал довольно большую площадь и углубился в землю уже больше чем на два человеческих роста. Работой тут было занято человек двадцать. Одни осторожно копали землю, другие извлекали из нее найденные предметы, фотографировали их, зарисовывали. Оле было очень интересно. Видя, что она больше других заинтересована работами на раскопке, историк обращался теперь исключительно к ней.

— Вот смотрите на эти плахи, — говорил он, — они положены одна на другую и подогнаны одна к другой. Это же мостовая! Новгородская деревянная мостовая. Мы тут насчитали двадцать пять настилов, они относятся к периоду с десятого по пятнадцатый век. Следовательно, простая арифметика показывает, что за пятьсот лет улица настилалась заново не менее двадцати пяти раз; причем старый настил не снимался, а на него накладывался новый. Город был замощен сплошь. Нет ни одной улицы, на которой мы бы вели раскопки и чтобы на ней не было настилов. Видите, дорогая моя коллега, мостовые имели ширину от трех до четырех, а на главных улицах и до шести метров.

Оля смотрела на эти древние, очищенные от земли мостовые, которые сохранились так, будто бы они были уложены не тысячу лет назад, а два года или от силы пять лет. Они были чистенькие, словно их только сейчас вымели метлой и поскребли скребочком. По Олиной спине вновь шел холодок от сознания того, что она стоит лицом к лицу перед древними временами, когда по этим мостовым катились колеса телег новгородских купцов или цокали копыта боевых дружин, когда по ним шли молодцы с голубыми глазами и курчавыми светлыми бородками и румяные молодицы несли ведра на коромыслах.

Историк водил Олю по раскопу. Варя с художником отстали, они сели на одну из древних плах и о чем-то оживленно беседовали. Оба они были новгородцами и, наверно, вспоминали детские годы. Оля вскоре позабыла о них, ее все больше захватывали рассказы историка.

— Милая моя, учтите, — говорил он, — мы полностью сокрушим теорию о том, что в древности грамотность у русских людей была исключительно достоянием верхушки, что только верхушка, мол, и жаждала образования. Вот, например, смотрите, — он подвел ее к навесу, под которым в земле обнажились венцы древнего сруба, — видите, на этом бревне древнерусская цифра «А», вырубленная топором? Это, как вам известно, тогдашняя единица. Что же все это значит? Это значит, что сруб перевозили с места на место, и чтобы не перепутать венцы, плотник — грамотный плотник! — пометил их цифрами. Несколько лет назад мы нашли женскую сапожную колодку, она была помечена именем заказчицы — «Мнези». Затем была найдена бочка с надписью на крышке «мнь» или «мень», что значит «налим». Значит, была и грамотная хозяйка, которая пометила бочку с налимами, чтобы не перепутать ее с другими бочками.